– Она кажется знакомой…
– А ведь это одна из причин… – протянул Му Цин.
– Причин чего? – уточнил Се Лянь.
– Их непримиримой вражды. Когда в столице случился наплыв беженцев из Юнъаня, некоторые из них не хотели смиренно сидеть с остальными, разбрелись кто куда и принялись пакостить. При дворе начали обсуждать, как бы их выгнать, и по городу моментально поползли слухи. Один из чужаков не желал уходить и пошёл на риск: ночью пробрался в дом богача и украл его дочь.
Се Лянь пока не совсем понимал, о чём идёт речь:
– А где связь между тем, что он хотел остаться, и девицей из зажиточной семьи?
Му Цин глянул на него и пояснил:
– Хотел на ней жениться. Не возьми он её силой, столичная девушка бы за него добром не пошла…
Он опустил подробности, но Се Лянь и без них всё понял.
Принц и представить не мог, что такое вообще бывает, что в мире есть подобные люди! На него вдруг нахлынула тошнота, к горлу подступил комок. А вот Фэн Синь, не сдерживаясь, выругался:
– Мразь!
Откуда-то с причитаниями выскочили тётки с бабками и попытались увести девушку – судя по всему, она улучила момент и сбежала из дома. Но та начала сопротивляться:
– Чего мне бояться? С какой стати я должна стыдиться? Это не моя вина!
– А девица не промах! – присвистнул Фэн Синь.
– Да, – согласился Му Цин. – И вот как вышло: семья её не из простых, отец – важный министр при дворе, мать – из рода богатых купцов. Они это терпеть не стали и уж тем более не собирались отдавать дочь замуж только из-за поруганной чести. Они убили того мужчину, и вскоре все богатые купцы и видные деятели столицы подали к дворцу обращение, перечислив в нём преступления беженцев и умоляя правителя бросить этих людей в тюрьму и сурово покарать. Ну а какой позиции в этом вопросе придерживались министры, думаю, и так ясно. – Он помедлил, а потом как бы невзначай добавил: – Говорят, отец этой девушки раньше планировал отправить её во дворец, сделать наложницей наследного принца. Думаю, ваше высочество, вы её уже не раз видели – странно, что не узнали.
И только теперь Се Лянь понял, что ситуация в целом куда сложнее, чем он мог себе даже представить.
Люди в городе и за его пределами пребывали в состоянии непримиримой вражды. Министры и жители столицы буквально захлёбывались от негодования; дай им волю – они бы всех разом прогнали да перебили. И если бы правитель в этих условиях продолжал благоволить людям из Юнъаня, то сделал бы только хуже. В конце концов он решил взять средства из и без того опустевшей казны, раздать беженцам и отправить их восвояси. Хотя выглядело это довольно жестоко по отношению к обездоленным, многие горожане всё равно гневались.
Что может быть страшнее недовольства врага? Разве что недовольство собственных подданных и чиновников. Да, раньше они все были одним народом, но больше никто так не считал.
Се Лянь витал где-то в облаках и давно позабыл о людских делах, а вот отец его ещё оставался человеком. Он правил страной, и ему требовались деньги, требовались люди… Как можно было равнять его – с его статусом, с тем давлением, что на него оказывалось, со всеми хлопотами и проблемами, что приходилось решать, – с Се Лянем? Для бога войны, что знай живёт себе во дворце, кучка людей из Юнъаня, которые ворвались в город, захватили земли, подняли шум, начали воровать – просто мелочь, даже злиться не на что: потерпеть немного – и само пройдёт. А для населения столицы это была самая настоящая, ни на миг не прекращающаяся, мучительная пытка, постоянно подстерегающая опасность. Принцу всё казалось пустяками лишь потому, что он не догадывался взглянуть на ситуацию чужими глазами.
Се Лянь невольно вспомнил, что с их последней встречи виски правителя поседели ещё сильнее. В прошлый раз он говорил, что покрасит их, но теперь, похоже, у него не осталось на это сил.