– А? О чём вы? Одеяло? Это не я принёс. Я только что вернулся.
Се Лянь повернул голову:
– Значит, Му Цин?
– И не я, – ответил Му Цин. – Наверное, кто-то из ваших последователей.
Се Лянь посмотрел по сторонам, но не увидел никого подходящего, покачал головой и подумал: «Ничего себе, я даже не почувствовал. Похоже, совсем вымотался». Он аккуратно свернул одеяло, положил его на землю и сказал:
– Идём.
Когда они уходили, на сердце у принца было неспокойно. И не напрасно: скоро то, чего он так опасался, произошло на самом деле.
Всего два дня спустя, когда он вернулся в Безмрачный лес, врачи поведали, что ночью десять с лишним больных, нарушив запрет, тайком избавились от лиц на своих телах: кто-то выжег огнём, а кто-то срезал ножом. Многие из них действовали неумело и потеряли чересчур много крови, но рассказать об этом побоялись, поэтому завернулись тихонько в одеяла и лежали так, пока не испустили дух.
Се Лянь только-только вернулся с поля боя – и из одного кошмара сразу попал в другой. Стоя среди сотен людей, глядя на окровавленных, воющих от боли калек, он наконец дал волю чувствам:
– Вас же предупреждали! Почему вы не прислушались? Вам ясно дали понять: пока нет уверенности, что так действительно можно избавиться от поветрия! Зачем было поступать столь опрометчиво?!
Впервые он так гневался на глазах у толпы своих последователей. Все потупились и молчали, будто уснувшие на зиму цикады. Се Лянь был в ярости и, пожалуй, немного перегнул палку, наговорил лишнего.
– Ваше высочество, – сказал кто-то, – вам не страшны никакие болезни, вы не страдаете так, как мы, – вот вам и не понять. Говорите, это опрометчиво, но мы в отчаянии и готовы пойти на крайние меры. Что нам ещё делать?
Нельзя сказать, что он открыто выступил против принца, но тон его был очень неприятным. Се Ляню кровь ударила в голову.
– Да как ты смеешь! – вскричал он.
Однако человек уже затерялся в толпе – не найдёшь, как ни старайся. Фэн Синь был слишком далеко и ничего не слышал – иначе моментально разразился бы бранью, – а Му Цин, чувствуя, что настроения в народе и так недобрые, решил проявить осторожность и не обострять ситуацию. Заметив, что Се Лянь ничего не отвечает, кто-то другой добавил:
– Ваше высочество, если вы не можете нас спасти, нам остаётся надеяться лишь на себя. Не волнуйтесь, мы не потратим ни ваших духовных сил, ни чудесных снадобий.
Только что Се Лянь пылал от гнева, сейчас же ему показалось, будто его окунули в ледяную прорубь. «Да как так? – подумал он. – Разве я пекусь о снадобьях и силах? Я просто беспокоюсь, что ампутация не поможет, вот и пытаюсь остановить их. Почему им кажется, что я не понимаю их страданий? Да, мне не ощутить ту боль, что они испытывают, но я искренне хочу их спасти. Иначе стал бы я отказываться от прекрасной работы небесного чиновника и искать проблем на свою голову?»
Никогда прежде над ним так не насмехались, никогда не испытывал он подобной обиды. Мысли заметались в голове принца, но он хранил молчание, потому что понимал: из-за того, что он так и не нашёл лекарство от болезни, верующие со временем утратили терпение. Страдания простого народа страшнее любых его мук в сотни раз. Се Лянь сжал кулаки так, что суставы захрустели, а затем не выдержал и ударил по соседнему дереву.
Ствол с треском разломился пополам. Люди испугались и прекратили шушукаться. Фэн Синь наконец почувствовал неладное и примчался, на ходу зовя его высочество.
Этим ударом Се Лянь хоть немного сбросил накопившееся напряжение и выместил обиду, постепенно к нему вернулось самообладание. Но опять чей-то голос нарушил тишину: