Цеховик. Книга 13. Тени грядущего

22
18
20
22
24
26
28
30

Ей не сразу, а мне сразу. Сто процентов. Так что, если быть до конца честным с самим собой, я здесь из-за себя даже в большей степени, чем из-за своей возлюбленной. Эгоист. Ну что тут скажешь.

Долго. Долго лифт едет. Скоростной, суперсовременный. Я чуть покачиваюсь на носках.

Раз два туфли надень-ка

Как тебе не стыдно спать

Славная милая смешная енька

Нас приглашает танцевать

Ага, точняк. Сейчас потанцуем… Улыбаюсь, подмигиваю, но несколько выпадаю из реальности, плохо осязаю, как губа после анестезии.

Цзинь. Приехали. Выходим. Вот и царство сбывшихся надежд. Бар. Привет, господа сибариты.

— Присядьте, — киваю я на свободный столик. — Алик, закажи нам всем по «Кровавой Мэри».

Здесь шумно и весело. Бесконечный праздник жизни, эйфория от достижения жизненного пика. Подтверждение истинности пути. Раздаётся смех, звучит музыка, приглушённые и не очень голоса.

Я иду в сторону туалетной комнаты, на ходу подхватываю чью-то белую льняную салфетку.

— Эй!

Мочу её под холодной водой и наматываю на руку. Расчётливый сукин сын. Нет, если был бы расчётливым, устроил бы изощрённое наказание. А так… всё примитивно, зато молниеносно и неотвратимо. Совершил злодеяние и тут же ответил. Возвращаюсь в зал.

Я вижу себя словно со стороны. Будто дрон с видеокамерой кружит вокруг меня, показывая картину размытых огней, нетрезвых улыбок, искрящихся коктейлей, алчных глаз и мягкого соблазняющего света. Всё в расфокусе. А я стою в центре этого зыбкого и забавного мира. Стою и улыбаюсь. Но не растерянно, совсем наоборот. Я улыбаюсь торжествующе и немного зловеще, потому что вижу то, за чем пришёл.

А пришёл я за Игорем Алексеевичем Зевакиным.

Он стоит у стойки в окружении четверых дружков. В руке бокал, в нём янтарная жидкость. Здоровый кабанчик. Повыше меня, потяжелее.

— О! — надменно, нагло, с чувством безнаказанного превосходства ухмыляется он.

По-хамски ухмыляется. С высокомерием. С вызовом. Урод. Адреналин не оставляет шансов. Ни ему, ни мне. Улыбка исчезает с моего лица.

— Чё припёрся, женишок? — скалится он и поглядывает на своих дружков, вроде как говорит, вот он, тот самый дурачок, смотрите. — Рожки пробиваются? Хочешь оспорить право первой ночи? Ты знаешь, что твоя киска…

Он, конечно, замечает, как меняется выражение моего лица, но его несёт, он уже не может остановиться. Зато лица друзей становятся серьёзными и они… Да похеру, что там они…