По раздолью Чулыма насвистывал ветер, кидался на песчаные срезы крутых берегов, обрывал сухую желтизну усталых сентябрьских лесов. Только лента бора за поселком дразнила осень пронзительной зеленью своих вековых сосен.
Проглядывало солнце, пятнало Причулымье светлыми круговинами. Бегущие облака тут же смывали их неслышным ливнем серых холодных теней, но солнце снова и снова веселило землю.
В поселке было шумно. На огородах ребятишки оправляли свой годовой праздник — жгли костры и пекли в золе картошку. Мужики и бабы таскали в подполья полные мешки. В улице пилили колодник на дрова?
Дарья Семикина тоже в огороде. Сынишки выбирали клубни, сама насыпала мешки. В Тихоне шевельнулось успокоение, даже радость: после, после скажет он ей о похоронной на Алексея! Когда мату перебирали, молчал и с тем умыслом, что не хотел горем Дарьи людей слабить. Теперь у нее картошка… Пусть еще денек-два поживет счастливой женой… Все вдовье у нее впереди…
Мягкой взрыхленной копанью подошел, напросился помочь.
— Хозяйка, в работники не наймешь?
Дарья улыбалась.
— Спасибо, Иваныч! Сама справлюсь.
— После спасибо скажешь. Досыпай мешок!
С огорода Семикиной Романов прошел к Чулыму — сапоги вымыть.
Вечерело.
Сквозь кожу сапог ноги чувствовали холод тяжелой осенней воды. Скорым шагом прошелся берегом, на задах своего огорода остановился удивленный.
Его тополь на яру совсем облетел и был сейчас подчеркнуто строг четким рисунком крепкого ствола и раскидистых молодых ветвей. Налетал ветер, гнул их, но они поднимались опять и опять…
Поселок зажигал огни.
Тихон отыскал глазами светлое пятно в доме Никольской, вспомнил ее странный приход в конторку и снова в смятении и тревоге подумал: «Зачем это приходила учительница? Просто так она не явится…»
Уже два дня носила с собой Олимпиада Степановна похоронку на Мишку Романова.
Она боялась отдать ее Тихону…
Рассказы
Егоршин день
Он проснулся под утро — посветлело уже за окнами, и крашеный потолок оказал себя.