В темноте ночи его нагнал Кимяев.
— Я уже говорил, Тихон Иванович… Завтра точно пишу в военкомат. Ну, сколько можно стыд за смех прятать…
Начальник резко повернулся, ухватил парня за рукав пальто:
— Я тоже тебе уж не раз толмачил… Не кивай дурьей башкой на других! Да, убиты у Нефедихи двое… У нее старший, Михаил, живой, у нее дочерей двое… Кокнут, а ты ж у матери один-разъединственный остался… Кто будет кормить ее? Пособие… Век бы не получать этих пособий за отцов и детей! Пока я здесь, в Боровом, фамилию Кимяевых совсем оборвать не дам! А случится что, и мне туда… Иванова упрошу, чтоб тебя поберег. Заслужил, поди-ка, Раманов перед конторой, должны уважить! Теперь про смех… Спасибо! Ты подымай, подымай людей. Сам видишь, какие беды переживаем, а слово, а смех, говорят, лечат даже…
Костя нервно чиркал спичкой в темноте, не мог зажечь цигарку.
— Мату сбагрим, пошлю тебя с бригадой в Фомино коровник подладить… Ты там Рожкову приглянись и делом, и обхождением. Уважь, как родителя, о Катерине на полном серьезе поговори. А свадьбу на Октябрьскую намечай, работа к тому времени на участке спадет…
— Мы так, мы по зиме и решили…
— И вот что… — Тихон крепко сжал Кимяеву руку. — Катерину до срока не трогай, ни-ни! Не порти себе праздника, понял?
Теперь Костя вцепился в рукав начальника. Простодушно признался:
— Тихон Иванович! У меня и в голове того нет. Мы только целуемся, по нечаянности…
Романов гукнул в темноте:
— Иди, целуйся.
Кучно стояли они на песчаном срезе берега и молча смотрели вниз, на Кимяева.
Последний, почетный плавеж березы делать Косте с напарниками. А заслужили мужики, перевезли древесины больше других.
Восемь тюлек уже уложены в лодку; последнюю, девятую, парень возьмет сам.
Он внешне спокоен, не суетится, работает, как всегда. Только в голове полно всяких хороших слов, слова эти будоражат его еще и потому, что просятся к людям, — весь поселок собрался сюда, к устью Боровой! Глядите, чулымцы… Вот так целый месяц и робили. С темна до темна… Две последние недели в воде хлюпали, ветер насквозь прошивал… Ничего, хватило терпежу!
— Ай да мы, спасибо нам! — бормочет уже вслух парень сухостью заветренных губ.
С радостным изумлением, с гордостью за себя смотрели сплавщики, как ловко Бекасов и Пайгин складывали в лодку березу, как, играючи, взял Костя на грудь последнюю тюльку.
Легким рывком приподнял он с донки березовый сутунок, прощаясь с ним, шаркнулся щекой о белизну коры и только после этого, с нарочито грустным лицом, бережно опустил его в лодку. Выпрямился и веселым плачущим голосом крикнул:
— И была полечка, да сплыли… Добавки не будет, Тихон Иваныч?!
ebooksa