— Ты что, не знаешь реки? — вступил в разговор Кимяев. — Весной-то разольется по лугам, по сорам — глазом не окинешь. Широко да мелко! Потому и скатывается скоро вода в берега. Придет время, обратно побежит немец! Как миленький!
Тихон поднял над столом газету.
— Вы же слыхали… Слабнет фашист, а у Сталинграда и вовсе сломится. Не сдадут наши Сталинград!
…Сильно хлопнула в притворе дверь, и в зале, с гармошкой через плечо, появился Васька Шамякин. Один наушник его черной шапки лихо торчал вверх, а другой — вниз. Не замечая начальника, подросток широко расставил ноги в сапогах и взмахнул рукой:
— Девочки! Для вашего и нашего удовольствия — мы тута!
Любил гармошку начальник. Давно, когда еще танцевать не умел, забьется, бывало, в полутемный угол клуба и целый вечер слушает, как старший брат Васьки ворожит девок и парией старинным вальсом.
У фоминских заводилой, конечно, Дуняшка Пронина. Плясунья, мастерица частушки складывать — хлебом ее не корми, а на кругу место дай!
Взвилась перед Романовым Дуняшка и, как водится, носочком туфли, с потягом, шаркнула.
— Тихон Иваныч! Давай, помни́ пятки!
Романову стало и радостно, и как-то грустно от этого Дуняшкиного вызова. Что-то давнее, навсегда ушедшее она в нем ворошила. Тихон поднял руки, отшутился:
— Извиняюсь… Каблуки не подбил!
И стал прощаться…
— Проведай, за всяко время запросто бывай, Иваныч! — сиял в конце стола Андрюха, довольный приходом начальника.
— А то не бываю… Мужики, вам гармошка-то как… Не мешает?
— А нам хоть бы хны! — весело возразил Андрюха. — Хошь знать, под нее спится слаще. То на дунайских, то на амурских волнах Васька качат… Нам, старикам, только возле молодых и погреться душой.
В серых глазах Романова замельтешили озорные огоньки:
— Помалкивай! Тоже мне, старик… Наверно, еще одного сына закажешь Любаве, а?
Андрюха враз помолодел лицом:
— Дак, дело к зиме… Оборочусь на Юл, лектричества нет, ве-ечера-ночи долги… Как-нибудь!
— Ну-ну… — залился смехом Тихон.
ebooksa