В глазах мальчишек потух голодный блеск. Все посмотрели на меня.
Конечно, был я за старшего или за главного… Но как решать за всех? Речь-то о хлебе шла…
— У Вовки младшая Таиска хворает… — напомнил Дениска. — Ну, кто как, а я отдаю! — отчаянно весело крикнул он. — А вы?!
Мальчишки кивали головами и отворачивались от хлеба.
Я взглянул на Шурку Коврова с его пухлыми от голода подглазьями. Он едва не плакал, сидел и покусывал свои тонкие посиневшие губы.
— Шурка, а ты забери свой кусок. Шурка, я тут приказываю. Ну?!
Мы не слышали, как подошел со стороны Вовка Коробкин. Он уже не плакал. Все самые горькие слезы его были еще впереди…
— Чево тут надумали… — угрюмо спросил он, — Вон что… Значит, весь мой… — Вовка горько улыбнулся.
— Твой, забирай.
Мальчишки тихо разошлись, мы остались вдвоем. Уже, в поселке, у нашей улицы, Вовка неожиданно остановился и опустил на землю кошель с хлебом.
— Устал? — я заглянул в его заплаканное, задумчивое лицо.
— Не возьму вашего. — Он вытащил из кошеля свою пайку и побежал от меня.
Ветлы шумят
Это повторялось.
Ему бы идти дальше, а он все стоял и стоял здесь, у старых ветел.
Всякий раз Федора останавливало у пруда то, что связывало его с Лидией; много лет назад, вот такими же темными осенними вечерами, они встречались у этих ветел и он целовал ее.
Как много ушло в прошлое… Но вот по-прежнему стоит у воды знакомая лавочка, и все так же тревожно шумят последней листвой ветлы, знакомо плещется стылой водой пруд — все тут, как было, только нет его Лидии. И не придет она, не засмеется счастливым, приглушенным смехом, и не отзовется в нем тихая ответная радость.
Федор садится склонившись, закуривает и старательно прячет папироску в руке: как-то его признали на этом месте, а потом пошли по селу всякие нелепые пересуды.
Один за другим тонут в натянутой ветреной темноте огни в домах, и только слева, на упоре, все еще светятся два окна, хотя уже совсем, совсем поздно.
Не в первый раз смотрит Федор на эти окна. В смятении глядит он на их теплый призывный свет, однако вот и сегодня его властно останавливают эти ветлы, этот мучительный укор встревоженной совести.
ebooksa