Из прихожей, с затаенным любопытством, Тихон взглянул на Фаину — она так и не догадалась отойти от кухонного стола, так и держалась за мятую оконную задергу́шку. Как-то невольно Романов сравнил обеих женщин, как-то само-собой это сравнение напрашивалось. У Фаины всегда был растерянный и даже виноватый вид, который вызывал жалость и непонятную досаду. Дернуло же тогда жениться на ней! — с болью недоумевал Тихон. Ну, да сам виноват. Увел из отцовского дома девку, она ж вовсе не навязывалась, не вешалась на шею.
Фаина и любила молча, и ревновала молча. Вытерла украдкой глаза, силилась улыбнуться. Романов прошел в кухню, неловко коснулся узкого плеча жены и мягко попросил:
— Ты дай-ка мешишко, какой почище. Хлеб сложу.
— Куда ты его?
— К Рожкову сплаваю. Тоже ведь ребятишки…
— Сами-то как же?
— Одну буханку оставлю дома. Ты к вечеру картошки нашоркай да драников напеки.
— Драников так драников.
— Парень проснулся?
— Давно.
Тихон пошел в горницу. Вовка сидел на большой медвежьей шкуре и молча играл с деревянными бакулками.
— Я тебе шишек привезу! — пообещал Романов малышу и погасил в себе досаду на Фаину. Жена, мать — это все понимать надо…
…Он всегда спускал обласок на воду в одном месте.
Приметное было место за огородом, у Чулыма. Еще мальчонкой посадил на веселой лобовой бугринке тоненький тополек, после годы свои отмечал на его гладкой коре. Разрослось дерево, широко ветви раскинуло, гордым зеленым флагом отличало весь поселковый берег.
Очень выделял теперь Тихон и бугринку и тополь. Дерево-то неким выражением самого себя считал. Вроде бы мальчишество… Заумь и все такое прочее… Но так оно было для него.
Рожков — давний, закадычный приятель.
Сидели недавно за выпивкой и вроде шуткой, а только в серьезном признался Романов старшему другу:
— Ребенком из коровьего рожка я сосал, а теперь вот к тебе припал…
— Ты словами-то не играй, паря! — нахмурился было Дмитрий Терентьевич, но тут же, в хитроватой ухмылочке, посветлел лицом. — Ладно, питайся, небось не похудею…
Хорошо, что Рожков рядышком. Нужда ежели какая прижмет… К кому бежать? А к Терентьичу. Ну, по нужде-то Тихон редко дружка беспокоил. Чаще бывал так, ненароком вроде. Время военное, во всем трудное, иной раз на сердце кошки скребут… Сойдутся, разберут и житейскую всячину, и все другое, что не выложишь первому встречному. Всегда дороги Романову эти красные часы мужской приятельской откровенности. Как-то запросто, без назойливости наговорит Дмитрий Терентьевич такого, что разом на душе высветлится, а после и работается, и живется с теплой надеждой.
ebooksa