Глава IX
Бестужевский аэропорт Петербурга, на три дня был закрыт для всех регулярных рейсов. Серая громада комплекса из стекла и бетона принимала только один вид самолётов — рейсы князей и их ближайших вассалов, что стекались в столицу из всех уголков империи. «Закрыт в связи с особыми обстоятельствами» — гласил приказ шефа Управления авиации Российской империи.
Совместить работу в обычном режиме и приём бортов высшей аристократии, было, по объективным причинам, невозможно. Высокородные дворяне, за спиной каждого из которых, стояла немалая сила, легко приходили в ярость, если заставить их ждать. Особенно в случаях, когда речь шла о самолётах, заполненных обычными пассажирами. Чтобы настоящий князь, который до реформ Константина Первого, был полноправным правителем своих земель, томился в ожидании, ради кучки обычных людей, которые себе даже такой мелочи, как личный самолёт, не могут позволить? Подобное заставляло владетелей скрипеть зубами, гневаться, а после приземления, вымещать злобу на тех, кто попадался под руку.
Потому, во избежание казусов со смертельным исходом, все княжеские борты направлялись в Бестужевский аэропорт. Здесь же находилась усиленная охрана — городовые, офицеры Третьего отделения и гвардия Рюриковичей. Множество Одарённых разных рангов, что следили за порядком и своим видом остужали головы тех глав родов, в поле зрения которых оказывались давние кровники.
Чтобы исключить потенциальные конфликты на парковке и в окрестностях, сегодня все терминалы вели к одному единственному выходу. Пустить князей обычным маршрутом, означало разделить их внутри здания, но дать возможность схлестнуться друг с другом снаружи. А задерживать каждую делегацию, у которой могут быть разногласия с иной, означало сразу же получить вопрос о том, по какому праву, одного из высших аристократов империи не выпускают за пределы здания. Тем более, когда кто-то другой, прямо в этом время покидает аэропорт под вспышки фотоаппаратов журналистов. В лучшем случае, это привело бы к обиде или выставлению виры. В худшем — грозило кровопролитием.
Один выход позволял урегулировать щекотливую проблему естественным образом — необходимость задержки объяснялась наличием иного князя, который вместе со свитой двигался наружу. А то, что Его Сиятельство оказался вторым в очереди, так ничьей вины тут нет. Во всём виновато время и законы физики. Никакого человеческого фактора. К тому же следующий сиятельный владетель, точно так же будет ждать, пока до выхода доберётся он сам. И двинется в путь только после того, как князь усядется в роскошный лимузин, а охрана займёт места в машинах сопровождения. Не раньше.
Это примиряло с необходимостью ждать и снимало нервное напряжение. Да и мстить за неудобства, было некому. Потому как, люди вроде и правда не виноваты. Зачем платить виру за убийство тех, от чьей смерти даже не испытаешь удовлетворения? А физика и время — абстракции, до которых не добраться. Так и успокаивали себя князья, ожидая, пока их вежливо попросят направиться к выходу. Тем более, чтобы их не раздражал вид графов, баронов, да нетитулованных дворян, которых выпускали беспрепятственно, не опаясясь, что те рискнут нарушить закон перед очами гвардии Рюриковичей, высшую знать с комфортом устраивали в бизнес залах. Напитки, угощения, красивые девицы в рубашках с глубокими декольте и до смешного, коротких юбках. Всё, что угодно, лишь бы выдавить из головы ненужные мысли.
Правда, оказавшись на полпути к выходу, князья чувствовали оттенки чужой силы, что по мощи была не меньше их и возмущённо хмурили брови. Мол, почему этим можно тут торчать, а их вынудили ждать? Потом присматривались, узнавали и чаще всего пытались побыстрее миновать пару стоящих около стойки мужчин.
Впрочем, ни у одного это пока не получилось — обычно навстречу князю шагал Ярополк Голицын, одетый в парадный мундир рода и после вежливого приветствия, приглашал переброситься парой слов. В более редких случаях, со своего места срывался Ратибор Оболенский, чьи методы общения были куда менее уважительными. Зато реакция на них, как правило, была похожей — князь со свитой окутывались щитами и тянулись к силе.
Высокие чины, что отвечали за безопасность, были происходящим чрезвычайно недовольны. Но поделать ничего не могли. На пальце каждого из двух князей красовалось по перстню с гербом Рюриковичей. Да не наградные или признающие, что позволяли в случае конфликтной ситуации, выступать в качестве почти полноценного члена рода, который тебя одарил. А повелевающие, с отпечатком силы старого императора и правом отдавать приказы гвардии, чиновникам да слугам.
— Измельчали нынче богатыри. Никто даже не пробует отпор дать. Скучно, — протянул Оболенский, отпивая вина из бокала.
— Так мы здесь и не ради войны, Ратибор. Ты же помнишь? — иронично приподнял брови Голицын.
Тот тяжело вздохнул и влил в себя остатки вина из чаши. Угрюмо глянул на шарахнувшегося в сторону барона, который только сейчас рассмотрел их лица и едва не впечатался в бетонную стену.
— Каков же подлец, — пробормотал князь, снова наполняя свою чашу.
— Почему это он подлец? — с интересом глянул на перепуганного и быстро удаляющегося дворянина, Голицын.
Его соратник по сегодняшнему заданию задумчиво цокнул языком.
— Раз так испугался моего вида, что чуть не проломил стену, значит подлец! Честные люди от кавалергарда бежать не станут, — подбоченился он.
По случаю торжественного визита, Оболенский не только добавил к своим артефактам перстень Рюриковичей, но и сменил мундир. На белую, украшенную многочисленными регалиями, форму лейб-гвардии кавалергардского полка.
Его собеседник позволил себе усмехнуться.
— Знаешь, Ратибор Иванович. Всем ты хорош, но иногда забываешь о подвигах своих ратных да славе воинской, что среди людей ходит.