Альентеса забрали в первую очередь, его ранения ни в какое сравнение не шли с травмами остальных братьев.
Реанимация. Тяжелая дверь герметичного пластика, под ней я дневал и ночевал, пока мне не разрешили быть рядом с Алем. У него поочередно отказывали разные органы, мало того постоянно приходилось реанимировать сердце, да и аппарат вентиляции легких должен был оставаться всегда под рукой.
Мой Аль. Я видел только часть его тела, все остальное место занимали провода, приборы, капельницы. Он утопал в них.
Врачи разводили руками. Ничего не обещали, но и не давали повода окончательно сдаться. Все же Альентес держался.
Ему сделали немыслимое количество операций, я даже сбился со счета, настолько привык к нервозному состоянию. Я не ел, не спал, ничего не хотел и даже не обращал внимания на людей вокруг.
Альентеса перешили внутри всего. Весь правый бок был восстановлен с помощью технологий — пластичными материалами заменили уничтоженные ткани, срастив их с живыми. Фактически все внутренности представляли собой соединение искусственных имплантатов и живого тела. Врачи говорили, что это следствие пытки, когда Алю повредили большую часть кишечника, другие же органы с правой стороны пострадали во время взрыва.
На исходе второго месяца, у него началось воспаление.
Тогда ко мне пришел главный врач ордена и похоронным голосом сообщил:
— Диего, мне жаль…
— Что такое!!! — я впился ему в плечи, ожидая самого худшего.
— Дело в том, что нам, видимо, придется ампутировать часть половых органов… Он лишится правого яйца. Мы ничего не можем поделать.
Врач развел руками.
А я готов был его прикончить на месте. Ну, он в своем уме, так меня пугать!?
— Иди к черту! — завопил я, — Делайте, что хотите, лишь бы он жил!!! Мне все равно… Мне неважно… я люблю его любым. Любым…
Врач понимающе закивал головой, однако помочь мне он никак не мог.
В конечном итоге операция прошла успешно, одна из проблем была решена.
Тянулись дни, месяцы, Аль находился между жизнью и смертью. Но он держался…
Я обосновался у него в палате, спал рядом, ухаживал за ним, открывал окно, чтобы он мог насладиться пением птиц и ароматом монастырского сада. Я держал его за руку, гладил по голове, шептал ласковые слова, я хватался за все призрачные возможности, которые хоть немного сулили спасение Альентеса из лап смерти. Я хотел, чтобы он знал, он не один, я с ним рядом, и мы навсегда вместе.
Рауль частенько заходил к нам, проведать Альентеса и поболтать со мной, его верной сиделкой. После того, как он второй раз отказал Дедалу и вышел из состава наставников, перейдя в разряд воспитателей детских групп, у Рауля стало много свободного времени. Мне показалось, что за долгие годы, он, наконец, обрел некое подобие покоя. Дети его просто обожали, что и следовало ожидать, ведь так было всегда. А Рауль в окружении детской беззаботности и радости, сам погружался в легкость юности. Он забывал о своих неудачах и огорчениях. И, слава богу, я искренне радовался за наставника.
Однажды он принес медведя и положил на тумбочку у изголовья кровати.