Из окна я непременно видел нескольких «божьих людей», болтающихся у входа в крипту церкви, где каноник Картер обустроил для них прибежище. «Криптой» теперь пышно именовался старый захламленный церковный подвал; там установили столы и скамьи и оборудовали кухню, где сердобольные приходские дамы и несколько пенсионеров-мужчин кормили всех пришедших горячим завтраком. Но тем, кто не ел, было там неудобно, и они завели привычку околачиваться во внутреннем дворе. Самые смелые заходили в церковь и целый день спали на деревянных скамьях, покрытых тонкими подушечками, – подальше от алтаря и поближе к каменной чаше со святой водой. Мне не нравилось, что мой внутренний двор служит местом сборища лиц без определенного места жительства. Но я мог что-либо изменить, лишь устроив скандал и подставившись под обвинение в недостатке любви к ближнему. Кое-кому из моих более робких пациентов было неприятно проталкиваться через эту толпу, которая не стеснялась клянчить у них подаяние. Но мой дворник, который не сочувствовал этим, как он их называл, оборванцам, выживал их со двора как мог – то шуровал метлой у них под ногами, то, гораздо действенней, просил помочь ему что-нибудь перенести или убрать.
Эта несколько средневекового вида компания, безусловно, оживляла наш внутренний двор, но мы с Дамами предпочли бы обойтись без нее. Чипс держалась с божьими людьми подчеркнуто враждебно, когда они бродили как хотели по ее саду и время от времени мочились на прилегающем кладбище.
Из моего окна было хорошо видно, что делается у Дам. Самое меньшее раз в день Эмили выходила подышать воздухом в саду или по какому-нибудь делу. Случайному наблюдателю она показалась бы все той же – красивой женщиной, явной аристократкой, но я заметил, что она теперь ходит медленнее и – особенно если смотреть сзади – как-то обвисла, что на нее было совершенно не похоже. Я под надуманным предлогом зашел в дом – гостей тут теперь не привечали. Эмили отсутствовала телом, но присутствовала духом – для моего чувствительного диагностического орудия. Я уверен, что не ошибался, когда улавливал время от времени запах, знакомый каждому врачу, хотя некоторые и предпочитают его игнорировать. Дух «Дома пастора» существенно изменился.
Теперь я дважды в неделю ложился на стол к Кристофферсон, и она выискивала у меня в теле негнущиеся, больные и напряженные места. Она была виртуозной массажисткой и пользовалась старинной техникой шведского массажа; по временам ощущения были такие, словно меня больно избивают, но действовала эта процедура освежающе. Уход за телом развязывает язык.
Я спросил, что она думает о происходящем в «Доме пастора».
– Я никогда не понимала до конца этих англичанок. Конечно, понятно, что там творится; такое можно увидеть повсюду, и нынче об этом открыто говорят. Но в годы их молодости этого явления еще не понимали, и они всегда держались так, словно стоят спина к спине против всего мира. Не то чтобы враждебные, но готовые к обороне. А теперь вражда заползла внутрь. Впервые за все годы, что я их знаю, они не ладят.
– Они все еще спят в одной кровати.
– Да, но времена игр прошли. Сейчас они в стадии грелок и фланелевых ночнушек. Быт практически задушил романтику.
– Вы думаете, они были когда-нибудь физически очень близки?
– Я уверена, что да. Почему же нет? Такие люди могут очень приятно проводить время вместе, а эти двое – художницы с богатой фантазией.
– Куннилингус, я полагаю?
– О да, и анилингус, надо думать. Мне рассказывали, это очень весело, если научиться.
– Крис, я от вас сильно отстаю. Но вы думаете, у них все это в прошлом?
К моему полнейшему изумлению, Кристофферсон разразилась песней:
Это старая датская песня, мы ее пели, когда я была девочкой. По-английски она не так хорошо звучит, но основную идею вы уловили. Я делаю вам больно?
– Да, но это благотворная боль. Так вы думаете, в «Доме пастора» настало время для скорби? Согласен. Мисс Тодхантер очень беспокоится.
– И правильно. Конечно, вы знаете, что происходит.
– Думаю, что знаю.
– Конечно знаете. И я тоже знаю.
– Но я бессилен.
ebooksa