– Ты знаешь, когда Чипс уезжает в Англию?
– Да. Скоро.
– После почти тридцати лет в Канаде… Чем же она там займется?
– Ей необязательно чем-то заниматься. Она обеспеченна, знаешь ли. Наследница.
– Да, но ей нужно чем-нибудь занимать время. Ты и сам знаешь, что Эмили была светом ее жизни. Странная любовь.
– Не согласен. Секс, может быть, странный. Но в любви – ничего странного. Это была прекрасная любовь, она выражалась в постоянной круговерти дел и изъяснялась примитивным словарем школьницы; а величие духа проявлялось тарталетками с виноградным вареньем, изысканными крохотными сэндвичами и неустанно творимым добром. Мне кажется, Эмили не справлялась с этой работой – быть центром вселенной для Чипс. Любовь иногда ложится тяжким бременем на любимых.
– Мы начали философствовать. Мне пора. Я позволяю себе философствования только по выходным.
27
– Я думаю не только о себе. Это будет замечательно и для Олвен.
– Да, действительно, я надеюсь.
– Девочке нужен отец – нечто вроде аршина, которым она всю жизнь будет мерить мужчин.
– Я понимаю.
– А что до меня, это значит, что мне можно будет не разрываться больше между карьерой и материнством; я смогу заняться настоящей литературной работой и искать лучшее в своей душе.
– Я уверен, что у тебя получится.
– Потому что я, если честно, думаю, что я слишком хороша для газетной поденщины. Мне кажется, у меня есть что сказать – настоящее. Если только я начну всерьез над этим работать. А теперь у меня появилась именно такая возможность.
– Очень надеюсь.
– У меня вдруг появилось множество возможностей. Например, путешествовать. Как поется в «Кандиде»[107]: «Мы будем жить в Париже, когда не будем в Риме». Дядя Джон! Правда же, это просто здорово?
– Да, замечательные перспективы.
– И конечно, я всегда хотела быть поближе к власти. А Генри – сама влиятельность. Газетно-телевизионный магнат того же разряда, что Томсон, Мердок и Блэк.
– О да. Впрочем, я, конечно, с ним не знаком. Я полагаю, он очень хороший человек?