— Ненавижу тебя.
— За то, что я всегда прав?
— За то, что я всегда ошибаюсь.
Я украдкой смахнула набежавшие слезы обиды, но скрыть их не получилось.
— Идем, — Джулиан протянул руку, — поужинаем.
— Ты же сказал, что объелся.
— Ты сказала, что я не шантажист и не подонок. Про вруна ничего не было.
Но я покачала головой, стараясь на него не смотреть.
— Я не голодна. Пойду домой.
На самом деле сидеть здесь, среди всех, кто видел, как Браун ушел прямо в начале ужина, было бы невыносимо.
— А это, рыжая, второй платеж по долгу.
— Да сколько их вообще?!
— Ты до стольки считать не умеешь. О! Смотри, вдохновение пришло. Идем быстрее, мою музу еще можно отвлечь едой.
К счастью, у Златокрылого тоже не нашлось желания сидеть при свечах, в окружении других посетителей ресторации. И мы, прихватив целую коробку с закусками, спустились прямо к воде. Сидели на пирсе, болтая в воде ногами, и прямо руками ели сыр, крошечные бутерброды и вяленое мясо с удивительно вкусным соусом. Тиски, сжимавшие сердце, немного ослабли.
— Почему ты пошел работать в небо? — спросила я, осмелев. — Ты ведь ненавидел это.
— Скорее не считал делом всей жизни. Надоело, знаешь ли, что раз ты Златокрылый — тебе с детства прочат карьеру Погонщика. Хотелось чего-то другого.
— И почему передумал?
Джулиан пожал плечами.
— Отец просил. Когда он умер, я решил, что от меня не убудет пару лет повыполнять его волю.
Украдкой я всмотрелась в его лицо. Грустный Джулиан, скучающий по отцу — а в его голосе отчетливо прозвучала тоска — это что-то новенькое.