Вечером, когда Кая рисовала у костра, а я собирал ветки, я заглянул ей через плечо. Так и есть, она рисовала гарпий. У нее очень красиво выходило. Жалко, что я не решился ей об этом сказать, а еще жалко, что ее рисунки нельзя вклеить сюда. Может быть, если нам все же удастся подружиться, я решусь попросить ее о паре рисунков для дневника. Мне кажется, что после истории с городом Тени мы стали общаться лучше, но иногда Кая до сих пор огрызается на меня или подолгу молчит. Мне кажется, она не хочет говорить о том, что мы сбились с маршрута, как будто стесняется, что выполняет данное слово. Жалко, ведь я никогда не стал бы за это упрекать ни ее, ни кого угодно. Возможно, такие люди, как Кая, видят в честности признак слабости? Раньше это не приходило мне в голову».
До этого Артем старался делать записи каждый день, не считая проведенного в городе Тени, но после этой записи он не сделал ни единой за следующие два дня.
Утром третьего дня они дошли до реки, широкой, но неглубокой. Кая нашла на берегу высохшую длинную палку:
– Вон там брод. Перейдем по камням. Палку покрепче найди, а то на этих камнях костей не соберешь.
Пока Артем обшаривал заросли прибрежной травы, Кая внимательно осмотрела берег, понюхала воду.
– Чисто. Судя по карте, идем правильно. До места должны к вечеру добраться.
– Я думал про четыре дня.
– Я тоже. Просто не рассчитала, что от города мы будем лететь как подожженный петух.
Артем робко улыбнулся, и Кая улыбнулась в ответ. Раньше она отзывалась об идее идти в неизвестную общину сдержанно, но сейчас выглядела бодрой. Вероятно, надеялась, что скоро они выполнят обещание и смогут продолжить путь… Или, как и Артем, просто радовалась, что они делают доброе дело.
Кая сняла ботинки и, связав за шнурки, привязала к клапану рюкзака, сунула в них носки, закатала штаны до колена. Артем последовал ее примеру.
– Так, хорошо. Теперь за мной. Ступай осторожно, куда я, туда ты, ладно?
Артем кивнул. Река не выглядела опасной: камыши на другом берегу были недостаточно густыми, чтобы таить угрозу.
Кая осторожно ступала по камням, и Артем невольно залюбовался ей. Он прекрасно понимал, что сейчас не время и не место, но не мог заставить себя перестать смотреть. Кая двигалась с кошачьей грацией. И раньше худая, за время их похода она похудела еще сильнее, но не отощала. Рыжая коса растрепалась – доставала до тонкой талии и была небрежно перевязана обрывком веревки. Многие женщины Зеленого стриглись коротко. Длинные волосы были помехой в лесу – могли зацепиться за ветки или колючие кусты, помешать быстрому бегу, за них мог ухватиться противник… Сколько Артем помнил Каю, меньше всего она казалась озабоченной внешностью – носила штаны и кофты лесных цветов, удобные ботинки, волосы заплетала в косу… Артем с невольным удовольствием подумал, что, кроме него (ведь он часто бывал у Каи дома, нравилось ей это или нет), мало кто видел Каю с распущенными волосами. Они казались живой волной растопленного меда – смотреть на них было почти мучительно; от этой красоты у Артема захватывало дух, и мысленно он тайком умолял высшие силы, чтобы Кая подольше не заплетала косу… Но уже через мгновение она подхватывала копну, небрежно перекидывала через плечо и начинала заплетать – быстрыми, точными движениями. Иногда Артему казалось, что длинная бесполезная коса была единственной маленькой данью тщеславию, в котором Кая вряд ли бы призналась, – тщеславию юной девушки. Словно отвечая его мыслям, Кая оступилась на камне и недовольно зашипела, удерживая равновесие изгибом тела…
И в этот самый миг, глядя, как она осторожно выпрямляется и переводит дух, Артем впервые задумался, не влюблен ли он. Наверное, кто-то другой давно задался бы этим вопросом. Например, Андрей, который, наверное, расстроился, узнав, что Кая покинула общину. Кто угодно – но не сам Артем. Он знал Каю с детства. Их неудавшаяся дружба, вылившаяся в постоянное соперничество за внимание Каиного дедушки, их пикировки, его попытки достучаться до нее (неудачные), его непреходящее восхищение ее волосами, смелостью, сердитостью – все это было для Артема привычным… Настолько привычным, что ему никогда в голову не приходило задуматься о природе своего отношения к Кае.
– Мух считаешь? – Кая сдула прядь волос со лба, оперлась на шест, повернувшись к Артему. Они почти пересекли реку. – Давай ступай вот на тот, большой…
Послышался громкий треск. И много времени спустя Артем не мог понять, что за злая сила заставила крепкий шест в руках Каи внезапно переломиться. Оставшись без опоры, она взмахнула руками, резко выгнулась, пытаясь сохранить равновесие, но безуспешно. Артем забыл про осторожность, бросился вперед, но не успел: Кая поскользнулась на камне и упала в воду… А потом тонко, пронзительно взвизгнула, и от этого визга, похожего на крик зайца в силке, у Артема зашевелились волосы на голове.
Никогда прежде он не слышал, чтобы Кая кричала от боли – она всегда стойко переносила удары и ушибы на тренировках и почти не плакала даже в детстве.
Позабыв о собственном шесте, Артем прошлепал по воде к Кае, схватил за руку, помог встать. Ее лицо побелело, и таким бледным Артем не видел его никогда – серые глаза казались огромными. Кая вцепилась ему в руку так сильно, что побелели костяшки пальцев. У нее не получалось встать на правую ногу.
– Ничего, – Артем нагнулся, перекинул ее руку через плечо. – Давай я помогу.
– Дурак, – простонала Кая сквозь стиснутые зубы, и Артем почувствовал облегчение. – Сам не навернись…