Нечто из Рютте

– Ну-ка, объясни.

– Вот, к примеру, староста – он вор, – начал Сыч, – с мужика, значит, брал, а барину не отдавал. Значит что?

– Что? – не догадывался Волков.

– А то, что деньга у него есть. Староста – это ведь не Соллон, который дома из камня строит да коней знатных покупает. Старосты – они ж из мужиков, а значит, деньгу берегут, копят. В огороде горшок с серебром, поди, припрятал, я на то побиться готов.

– И?.. – не понимал Волков.

– Вот вы старосту возьмете, а сыночек его старшенький горшочек откопает и сбежит куда, и не видать вам тех денежек никогда. А когда вы всю семью в подвал разом посадите на хлеб да в холод, то через неделю староста от бабьего воя сам поговорить захочет. Баба его ему спокойно сидеть не даст, зад у баб от камней в подвале мерзнет, уж поверьте, и просить он будет, чтоб семью отпустили, и за это он все вам скажет и без дыбы, и без железа. Все серебришко отдаст, – объяснял Фриц Ламме.

– А ты молодец, Сыч, – произнес Волков, – так и сделаю.

– Только не говорите никому, пока старост с семьями не возьмете, чтоб для них все в нежданку было.

– Понял. Ладно, ты иди и помни, мне нужны ла Реньи и Соллон.

– Помню, экселенц, помню.

Солдат было пошел, но остановился, повернулся и спросил:

– А насчет дыбы и каленого железа, если нужда будет, справишься?

– Не извольте беспокоиться, экселенц. – Сыч оскалился в недоброй улыбке. – Если нужда будет – поработаю заместо палача, хоть и не мое это дело.

Глава пятнадцатая

Осмотреть дом Соллона Волкову и аудиторам ночью не было никакой возможности – не помогли ни лампа, ни свечи. Они договорились встретиться на рассвете, после чего солдат и Ёган поехали в замок. Солдат почти засыпал в седле, многодневный недосып давал о себе знать.

В замке было темно, только костерок горел у ворот под навесом, где коротали ночь два дежурных стражника, да еще светилось одно окно. Окно в донжоне, то, что выше кухни. Несмотря на дождь, оно не было забрано ставней.

Волков кинул поводья Ёгану, а сам, стоя под дождем, уставился на это светлое пятно в ночной темноте. И тут он вспомнил одну особенность донжона: от основания вверх он чуть сужался, и на уровне стены был выступ шириной в две ладони. Тут же солдат загорелся идеей, и весь сон слетел. Он забежал в свою башню, прыгая по высоченным ступеням, как молодой и забыв про хромоту. Оттуда по стене дошел до донжона, дернул дверь, и, конечно, она была заперта. Тогда он, вздохнув, ступил на выступ, что опоясывал башню. Конечно, это было мальчишество и глупость. Он имел прекрасную возможность шмякнуться на мостовую двора замка с высоты в двадцать пять локтей, ведь камни выступа были мокры, а кое-где и покрылись мхом, но все это его не останавливало. Он просто хотел заглянуть в окно самой прекрасной женщины, которую когда-либо видел. Женщины, которая могла стать его женой. Держась за стену, где это возможно, приставным шагом он шел, прощупывая каждый новый камень ногой в темноте. Так он добрался до окна, остановился, прислушался. В комнате кто-то разговаривал, но слов разобрать было нельзя. Волков аккуратно заглянул внутрь.

На столе стоял подсвечник с тремя свечами, и госпожа Хедвига была прекрасно освещена. Она сидела в кресле возле стола в одной нижней рубахе тонкой работы, полупрозрачной, с расшитым воротом и рукавами, свободно спадавшей с левого плеча и приоткрывавшей грудь молодой красавицы. Волосы, роскошные, густые, цвета пшеницы, были собраны на затылке в большой пучок и небрежно затянуты лентой. Ее ноги были опущены в медный таз, а рубаха подобрана выше колен, чтобы не замочить. Девушка была прекрасна, ослепительна и обворожительна. Ее огромная служанка сидела на корточках у таза и мыла ей ноги. Госпожа Хедвига что-то ей говорила, та согласно кивала. Разобрать слов солдат не мог. И не до слов было ему, он просто наслаждался видом этой удивительной женщины.

А служанка меж тем взяла полотенце, и госпожа подала ей ногу. Франческа ее насухо вытерла и вдруг… склонилась к ней и поцеловала. Да, она поцеловала ногу госпожи, а госпожа как ни в чем не бывало подала ей другую. И действие Франчески ее ничуть не удивило. И вторую ногу служанка тоже поцеловала. Госпожа встала, взяла подсвечник со стола, одним движением освободила волосы от ленты и ушла, и он больше ее не видел. А служанка подошла к окну – солдат едва успел спрятаться, прижавшись к стене, – и, подняв ставень, закрыла окно. Сразу стало совсем темно, даже из-под ставня свет не пробивался.

Волков по выступу не спеша двинулся обратно по стене. Он был удивлен и не знал, что и думать. Впрочем, он особо и не думал, он просто хотел эту прекрасную женщину, и все. А еще он хотел землю, которую ему обещали, и он собирался все это получить. А вот служанка ему была абсолютно не нужна.