Нечто из Рютте

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, – подтвердил монах, – вы уже на все графство знамениты.

– Дураки вы оба, – ответил Волков, – не понимаете, убьют меня здесь. Ворье меня ненавидит местное, благородные меня ненавидят, дочь барона со служанкой меня ненавидят, а теперь еще миньоны герцога в «друзья» записались.

– Все ничто, – сказал Ёган, – а вот насчет дочери барона – тут, конечно, не поспоришь. Стерва еще та.

Тут телегу качнуло на кочке, что вызвало новый приступ боли в ноге.

– Не тряси так, Ёган, – сказал монах, – господину тяжко.

– Терпите, господин, – с пониманием говорил слуга, – вон уже замок госпожи Анны завиднелся. Скоро и монахи будут.

Все длилось долго, очень долго. Монахи разрезали ногу, вытянули древко и стали искать наконечник. И лезли все глубже и глубже. Ковырялись и ковырялись, потом переговаривались, и снова резали плоть, и снова ковырялись; капли почти не помогали. И терпеть это было все невыносимей с каждой минутой. Волков, стиснув зубы, молчал, обливаясь потом. Вцепившись в края стола, на котором он лежал, терпел. Молчал. Иногда только судорожно вздыхал и снова стискивал зубы. Он не мог по-другому, здесь были еще монахи, кроме лекарей, и Ёган. Поэтому ни выть, ни скулить, ни причитать он не мог. Мог только зажмуриваться да шумно дышать носом. И мечтать, мечтать о потере сознания.

Но силы кончаются у всех, даже у него они кончились, и когда он готов был уже зарычать, старый лекарь произнес:

– Вот он, я разведу мускулы, а ты бери щипцы и тяни, тяни прочь от жилы, чтобы, не дай Господь, не задеть ее. Понял?

– Да отец, – отвечал молодой лекарь.

– Ну, тяни.

– Тяну – не идет, за кость цепляется.

– Пробуй расшатать, иначе еще резать придется.

Волков думал, что до этого боль была невыносимой, но теперь он готов был орать или дать брату Ипполиту в ухо, лишь бы эта пытка прекратилась. И тут он услышал:

– Все. Пошел.

– Вытягивай, аккуратненько. Молодец. Все, вышел. – Отец Ливитус облегченно вздохнул. – Я доволен тобой, брат Ипполит.

Монахи, державшие лампы, дружно загалдели. Волков не знал, как он выдержал эту боль, а теперь она стала стихать.

– Все, зашиваем, – сказал старый лекарь, поглаживая руку солдата. – Терпите, друг мой, вы удивительный человек. Вы лежали так, как будто вас все это не касалось. Редкая стойкость.

А у Волкова не было сил даже ответить ему.

– Все, мы уже зашиваем, – продолжал монах. – А потом я дам вам сонных капель. Ночевать останетесь тут, а завтра посмотрим, что будет с раной.