Волков едва сдержался, чтобы кулаком сверху не ударить ведьме по темени так, чтобы она больше никогда не выла. Сдержался, перевел дух, а потом подошел к жаровне, которую принесли стражники. Достал из углей раскаленную чуть не добела кочергу, поднял ее, подошел к ведьме и поднес к ее лицу. Так, чтобы жар чувствовала.
– Сейчас ты мне расскажешь, кто писал письма для госпожи и для кого ты приготовила девочку. Иначе вот это, – он потряс перед носом ведьмы раскаленным железом, – окажется на ребрах твоего сыночка.
Сыч стоял рядом, боясь, как бы коннетабль не сунул кочергу в морду старухи, но произошло то, чего он никак не ожидал. Ведьма по-старушечьи пожевала губами, а потом, вылупив на Волкова глаза, сказала:
– Наш господин за все тебе заплатит. Сполна!
И вдруг, облизав губы, словно съела что-то вкусное, открыла рот и последними зубами вцепилась в раскаленное железо кочерги. Волков так растерялся, что ничего не мог поделать, даже кочергу не отдергивал, стоял и смотрел, как потянулась вонючая струйка белого дыма от жареных шипящих губ ведьмы. Да и Сыч ничего не делал, только кривился от отвращения и был немало удивлен этому внезапному представлению. А старуха изо всех сил челюстями сжимала раскаленное железо. Глаз с бельмом готов был лопнуть, дым поднимался по ее лицу, но челюстей она не разжимала, глядела на солдата, словно наслаждалась его растерянным видом, сопела носом и выла сквозь зубы.
Так продолжалось совсем недолго, пока коннетабль не пришел в себя и не вырвал кочергу из пасти старухи вместе с последними ее зубами. Он глянул на дымящуюся кочергу, а ведьма закинула голову, посмотрела в потолок и хрипела страшно на каждом вздохе, и из ее открытого рта поднимался вонючий дым. Все присутствующие безмолвно, с раскрытыми от ужаса ртами наблюдали, как короче и короче становятся ее вздохи и тише завывания. Наконец старуха заткнулась, ее голова повисла, и она перестала дышать.
– Вроде все, – с заметным облегчением сказал Сыч, – сдохла.
И тут сын ведьмы завыл, забился в руках стражников, заорал:
– Мама, мама, господи, ма-ама!
Упал на пол и пытался ползти к ведьме, а стражники едва его сдерживали, вдобавок стали бить за страх, что нагнала на них ведьма своей смертью. Верхом на нем сидели, руки ему крутили, но не могли справиться: он изворачивался ужом, орал как резаный и не успокаивался. И тут солдат не выдержал.
– А ну поднять его! – велел Волков.
Стражники подняли извивающегося калеку, а Волков подошел, хромая, и тяжеленным солдатским кулаком дал ему в скулу так, что голова мотнулась у бедолаги, и еще раз. Сыч подлетел к солдату, повис на руке у него, приговаривая:
– Экселенц, убьете. Да убьете же. Убьете же. Экселенц.
А Волков бил и бил, словно не замечая Сыча. Калека затих. То ли боль переживал, то ли сознание потерял – висел на руках стражников, и кровь капала с лица. Солдат успокоился. Отдышался. И распорядился:
– Жги его, пока не скажет или не сдохнет. Хочу знать, от кого он письма носил и кто хозяин у них, кем они меня пугать вздумали, слышишь, Сыч? Пока не скажет или пока не сдохнет.
– Да, экселенц.
– А ведьму на помойке зарыть, никакого ей кладбища.
– Да, экселенц.
Волков было пошел из подвала, но Сыч окликнул его:
– Экселенц!
ebooksa