Сердце Стужи

– И всё-таки. Послушай меня. Ведь я твой ястреб. – Я почувствовала, что он улыбается. – В любой момент – если ты захочешь, чтобы я остановился – я остановлюсь.

Вместо ответа я вывернулась из его объятий и обняла его сама – крепко, нерасторжимо. Тлеющий уголёк вспыхнул – и пламя ликующе взревело, рискуя поглотить нас обоих.

Мне не было ни страшно, ни стыдно, когда, лаская, Стром освободил меня от одежды, а затем разделся сам и пустился в долгое, томительное путешествие по карте тёмных следов эликсиров на моей коже. Я хотела ответить тем же, но он не позволил.

– Потом. Тебе не нужно делать мне лучше, чем уже есть. Хорошо?

Наша общая нагота оказалась неожиданно естественной – как будто с самого начала этого не могло не случиться.

Меня трясло то ли от холода, то ли от волнения, и откуда-то явилось одеяло, укрывшее нас обоих. Валовые светильники на стенах неярко замерцали, встречая наползающую темноту.

В этой темноте мы снова и снова находили друг друга – пока не соединились совсем.

Эрик Стром. Его охотница

Первый месяц 725 г. от начала Стужи

В комнате было тепло – так тепло ему, кажется, не было давным-давно, со времён раннего детства, когда он был ещё обычным маленьким мальчиком, не знавшим ни утрат, ни Стужи, ходившим дни напролёт по лесам в компании своей собаки и не желавшем ничего иного.

Когда-нибудь он расскажет ей об этом. Ей одной он расскажет обо всём – резком химическом запахе лабораторий, первом видении Стужи, первой смерти и первой любви, одиночестве, поражениях и победах, всех тех бессчётных дорогах, которые вели его сквозь сомнения, ненависть и тоску… к ней.

Иде Хальсон дремала у него на плече; волосы перепутались, на лбу не просохли капельки пота. Она дышала тихо, как ребёнок, и хмурилась во сне. Эрик крепче прижал её к себе, укутал одеялом – морщинки на лбу разгладись.

– Спи, – прошептал он, как шептала ему в далёком детстве мать. – Спи, моя милая, спи. – Никого прежде он не называл так просто и ласково, и это новое слово так верно легло на язык… будто всегда было там, готовое сорваться с губ – чтобы назвать её.

Она вздохнула и крепче прильнула к нему щекой, как будто и во сне утверждая, что победила.

Вернувшись, он вовсе не ждал, что поддастся искушению, что окажется слишком слабым, чтобы бороться и с ней, и с собой.

И вот теперь свершилось то, чего он хотел и боялся. Он – её, а она – его, и связь, туго натянутая между ними искусством кропарей, стала ещё ценней, ещё нарасторжимей.

Ему следовало бы думать о Магнусе, крепости Каделы, о своём чудесном и странном спасении – но в кои-то веки не хотелось думать ни о чём, и явись прямо сейчас за ним охранители, он бы, наверное, не поднялся им навстречу.

– Эрик? – тёплое дыхание коснулось его шеи. Она открыла глаза, неуверенно улыбнулась – а потом вдруг покраснела, и это так не вязалось с её недавней смелостью. – Здравствуй.

– Здравствуй. – Он поцеловал её глаза – золотистый, потом чёрный, – щёки, кончик носа и только после – губы.

– Я подумала… может, ты хочешь спуститься? Я знаю, ты не любишь… эту постель.

– От тебя ничего не укроется.