– Не только… Есть люди, которые поддерживают нас, Иде. Но в основном – да, препараторы. Веками эта страна жила их жертвами. Справедливо, чтобы в будущем именно они решали её судьбу. – Он усмехнулся. – Последние препараторы… перед тем, как навеки стать легендой.
– Я не уверена, что они… мы будем в силах решать чью-то судьбу, – осторожно сказала она. – Без эликсиров и препараторов… – она осеклась, понимая. – Те запасы в ангаре – для этого, так?
Он кивнул.
– Да. Ты видела малую часть. Запасы достаточны, чтобы ныне живущим препараторам хватило на десятки лет вперёд. Новых – не будет.
– Но ведь мы – не единственные, кому нужны препараты. Люди с протезами, те, кто принимает лекарства, те, кто…
– Людям придётся привыкать жить без Стужи и того, что она даёт. Чем быстрее, тем лучше. Да, кто-то может пострадать, Иде… К сожалению, это так. Мой долг – позаботиться о препараторах. Прежде всего о них. Если получится… часть препаратов и эликсиров достанется и другим.
– «Если получится», – медленно повторила она. – «Если получится» что?
– Хранилища, Иде, – сказал он просто. – Мы не можем позволить всему, добытому в Стуже за последние годы, оказаться в руках Химмельнов, иначе после Стужи начнётся война. Но никакой войны не будет, если у них ничего не останется… Поэтому хранилища должны перейти в наши руки с самого начала, или…
– Ты хочешь уничтожить их? – прошептала она.
– Не хочу. Но это будет сделано, если придётся.
Некоторое время она молчала, думая.
– Если после Стужи Химмельны не смогут ограничивать нас, в руках препараторов окажется большая власть, – сказала она наконец. – Пусть и на десятки лет… они будут почти во всём превосходить обычных людей. Ты не боишься, что эта власть ударит кому-то в голову?
– Всякое может случиться, – честно ответил он. – Любое неравенство – это риск. Но это неизбежно, как движение маятника в обратную сторону. Слишком долго все остальные жили за счёт препараторов. На какое-то время мы окажемся в выигрыше. Это честно. Кроме того, мы употребим эту власть ради того, чтобы Кьертания выстояла в первые десятилетия без Стужи… После этого постепенно всё закончится само собой. В неравенстве больше не будет нужды. Не останется ни препараторов, ни препаратов. И Кьертания пойдёт своим путём. Непростым, непредсказуемым, удивительным… и честным. Я верю в неё, Иде. Верю, что ей есть что дать миру, кроме плодов её собственного проклятия. Что мы можем стать чем-то большим, чем придатком к Стуже.
Она тихо вздохнула и прижалась к нему, натянула одеяло на них обоих.
– Когда ты так говоришь, я тоже в это верю. Но тогда… Когда тебя арестовали, я вспомнила про ангар. Боялась, что всё это найдут.
– Ты боялась напрасно. Есть определённые договорённости на такой случай. Когда меня задержали, тайники, которые могли обнаружить, перенесли в другие места. Всё не держится на одном мне, Иде.
– И всё же без тебя все мы оказались бесполезны, – задумчиво сказала она. – Там, на площади…
– Вы действовали спонтанно, – сказал он мягко. – Кроме того… я всё ещё злюсь, но нельзя сказать, чтобы от этой вашей забастовки не было совсем никакой пользы. В каком-то смысле ты права, Иде. Да, Химмельборг увидел не то, что я надеялся однажды ему показать… но он увидел немало.
– Газеты всё замолчали. Я боюсь, что всё это было напрасно, что Горре… – она поёжилась под тонкой рубашкой, – погиб напрасно. Ты ведь знаешь?
– Слышал. Жаль Горре… Я никогда не понимал его творчества, но, говорят, он был гением… А гении редко проживают долгую и счастливую жизнь, Иде. Тем более, гении-препараторы. Он знал, на что шёл, понимал риски.