– А потом что будет делать?
– Надеюсь, проведем время вдвоем, – я чмокнула дочку в нос.
Планам не суждено было сбыться. Впрочем, как обычно у меня это и происходит – стоит только распланировать день, как обязательно все идет наперекосяк.
Чем-то жутко встревоженная Лелька перепрыгнула через забор, чтобы не терять время на открывание калитки, и в два шага достигла окна. Я в это время накладывала в тарелки яичницу и видела девушку.
– Аленка! Алена!
– С Ашей что-то? – перепугалась я. – На тебе лица нет!
– С мамой! Ее тошнит, бледная вся, в испарине. С утра встать с кровати не могла, мы подождали немного, и сразу к тебе. Отравилась поди! Говорила я ей, что рыба какая-то странная!
– Какая рыба?..
– В пироге!
Я испуганно обернулась на розовощекую дочку, уплетающую яичницу. Вероника замерла с недонесенной до рта вилкой.
– Мам?..
– У тебя ничего не болит?
Дочь медленно покачала головой, и я взглянула на Лельку:
– Кто еще ел пирог?
– Да все ели, кроме Аши, разумеется.
– Кому еще плохо?
– Только маме, – замялась Лелька. – Не отравление, да?
– Надо проверить, – пробормотала я, уже направляясь к стеллажу с настойками и отварами.
Лелька, убедившись, что я приду, вернулась домой. Так же бегом, перепрыгнув через забор. Я поспешила за ней почти сразу, нахватав с полок различных пузырьков. Неясно, чем заболела Клара, может, и правда, отравилась чем-то. Но уж точно не пирогом.
Орава детей встретила меня в слезах. В гуле голосов и шмыганье носов невозможно было даже думать, не то что говорить. Маленькая Аша цеплялась ручками за шею десятилетнего Гедеона, с другой стороны его за штанину держала трехлетняя Эльза. Еся дежурил у кровати матери, пока Лелька варила на кухне бульон.