– Сунь Бин. – Уездный ослабил хватку и продолжал уже сравнительно дружелюбно: – Скажу тебе по правде, немцы уже собираются арестовать твою дочь Мэйнян, если ты не вернешь им людей, они повесят Мэйнян на башне городских ворот!
– Пускай вешают, если хотят, – заявил Сунь Бин. – Выданная замуж дочь что пролитая вода, мне за ней уже не уследить!
– Сунь Бин, Мэйнян – твоя единственная дочь, не забывай, скольким ты ей в жизни обязан, если не отдашь немцев, то сегодня уведу тебя с собой! – И схватив Сунь Бина за руку, уездный вывел его из-под навеса.
Под гул голосов к уездному и Сунь Бину со дна высохшего русла черной тучей надвигались несколько сотен мужчин с намалеванными красным лицами под руководством пары человек в театральных костюмах и гриме. Толпа мгновенно окружила Цянь Дина и Сунь Бина. В центр одним махом выскочил старший наставник в повязке из тигровой шкуры с намалеванной на лице мордой обезьяны и железным жезлом в руках. Им условный Сунь Укун ткнул в голову уездного и с явным акцентом приезжего осведомился:
– Откуда взялась такая дерзкая нечисть, что смеет притеснять нашего командующего?
– Уездный начальник Гаоми, приехал с требованием выдать немецких заложников и заодно арестовать Сунь Бина!
– Какой еще уездный начальник! Ясное дело, нечисть, принявшая человеческий облик. А ну, молодцы, развейте его колдовские чары!
Уездный не успел никак отреагировать, а его уже облили сзади собачьей кровью. Голову и лицо сразу накрыло красным. А затем его всего еще окатили жидким навозом. Цянь Дин по жизни всегда был чистюлей, никогда его так не поливали грязью. Казалось, внутренности и желудок переворачиваются, хотелось лишь согнуться в приступе тошноты, и он выпустил Сунь Бина.
– Сунь Бин, завтра в полдень за северными воротами уездного города ты должен передать мне заложников, иначе твою дочь ждет большая беда. – Уездный попытался вытереть лицо, в результате навоз и грязная кровь попали ему в глаза, но даже в столь незавидном положении он оставался непреклонен: – Не пропускай мои слова мимо ушей.
– Прикончить его! Прибить этого сукина сына чиновника! – хором выкрикивала толпа.
– Земляки, я же для вашего блага стараюсь! – искренне возопил уездный. – Завтра срочно доставьте заложников, а потом делайте, что хотите, только не слушайте Сунь Бина и не безобразничайте! – Потом он с изрядной иронией обратился к стоявшим перед ним братьям-наставникам: – Вот вы двое! Я помню давешний строгий приказ его превосходительства Юаня истребить всех
Двое братьев-наставников, наряженных как Сунь Укун и Чжу Бацзе, опешили, а воспользовавшийся этим уездный громко продолжал:
– Сунь Бин, речь идет о жизни твоей дочери, если не хочешь нарушать договоренность, то завтра в полдень жду тебя за северными воротами уездного города у моста через реку Саньли! – Затем Цянь Дин вырвался из толпы и стремительно зашагал к улице. Носильщики в суматохе взялись за ручки паланкина и рысью последовали за ним. Уездный услышал, как ряженый Сунь Укун не очень чисто затянул на мотив
Выйдя из поселка, уездный понесся во всю прыть, носильщики и солдаты толпой устремились за ним. Они чувствовали разносившуюся от него страшную вонь, видели, что он измазан красно-желтым, но смеяться не смели, и плакать не плакали, и спросить не осмеливались, лишь бежали вплотную за ним. Добежав до моста через Масан, уездный сиганул в воду, только брызги разлетелись в разные стороны.
– Ваше превосходительство! – вместе воскликнули Чуньшэн и Лю Пу.
Они решили, что он прыгнул в реку, чтобы покончить жизнь самоубийством, торопливо выбежали на берег и собирались броситься в воду спасать его, но увидели, что голова начальника уже показалась над водой. Шел четвертый по лунному календарю месяц, было еще холодно, от синеватой воды в реке веяло стужей. Уездный скинул одежду, оставив ее отмокать, потом снял и шапку, чтобы отмыть.
Завершив омовение, измученный уездный с помощью свиты выбрался на берег. Он весь дрожал и корчился от холода. Накинув куртку Чуньшэна и натянув штаны Лю Пу, он забрался в паланкин. Чуньшэн положил одежду уездного на верх паланкина. Шапку начальника Лю Пу повесил на шест, носильщики спешно подняли паланкин, уездное воинство потянулось следом, так они и вернулись в уездный город. Сидя в паланкине, уездный подумал: «Проклятье, на злодея какого-то в театре похож!»
3
То, что немцы арестовали Сунь Мэйнян и посадили ее в тюрьму, на самом деле уездный придумал спонтанно или в душе предвидел как возможное действие немцев, если Сунь Бин будет и дальше удерживать заложников. Цянь Дин с несколькими приближенными прибыл на встречу с генерал-губернатором Цзяоао Клодтом, который тоже был в сопровождении некоторого числа людей, в условленном месте на севере города у моста через реку Саньли. Клодту уездный ничего не сказал об обмене заложниками, сообщил лишь, что Сунь Бин образумился и согласился на передачу. Услышав это, Клодт очень обрадовался и через переводчика сообщил уездному, что если заложники будут успешно возвращены, то он лично будет ходатайствовать перед его превосходительством Юанем о награждении уездного. Цянь Дин горько усмехнулся и в душе оставался как на иголках. Накануне Сунь Бин выражался крайне неопределенно, и уездный подозревал, что это не предвещало трем немцам ничего хорошего. Цянь Дин доверился судьбе, поэтому ничего не сказал про Сунь Мэйнян никому, в том числе Чуньшэну и Лю Пу, а лишь велел им приготовить небольшой паланкин с парой носильщиков и положить в него большой валун.