Смерть пахнет сандалом

Солнце уже стояло высоко. Клодт забеспокоился, то и дело поглядывал на карманные часы и через переводчика наседал на уездного, мол, не выкинет ли Сунь Бин какой фортель. Уездный ограничивался туманными выражениями, уходя от прямого ответа. Он весь горел от нетерпения, но вид делал непринужденный и беззаботный, даже обратился к переводчику с острым подбородком:

– А спроси-ка ты, любезный, у господина Клодта, почему у него глаза зеленые?

Переводчик, запинаясь, не знал, как такое спросить. Уездный расхохотался в ответ.

На одной из прибрежных ив стрекотали две сороки. Черно-белое оперение мелькало в покрытых желтым пухом, как у гусенка, ветвях – ожившая картина. По тропинке на противоположном берегу пара простолюдинов толкала груженые тачки вверх по дамбе. Еще не заехав на мост, они увидели на другом берегу восседающего на рослом скакуне Клодта и уездного, стоящего перед паланкином с четырьмя носильщиками, и поспешно ретировались.

В полдень по немощеной дороге с севера под грохот барабанов и звуки труб показался вооруженный отряд. Клодт торопливо стал всматриваться в даль через бинокль, уездный тоже изо всех сил вглядывался в ту сторону, прикрыв глаза ладонью. Клодт рядом громко воскликнул:

– Сянь, нет никто, посему нету?

Уездный поднял переданный Клодтом бинокль, и далекий отряд оказался прямо перед его глазами. Он увидел Сунь Бина в том же ветхом театральном наряде, с той же жужубовой дубинкой, на той же старой кляче, выражение лица не разберешь – то ли глупая ухмылка, то ли хитрая улыбочка. Перед ним, конечно, – шустрый Чжан Бао, позади, естественно, – неуклюжий Ван Хэн. Братья-наставники Сунь Укун и Чжу Бацзе следовали за Сунь Бином верхом. За ними шли четверо музыкантов – двое с сонами, которых иногда называют китайскими гобоями, и двое с трубами. За музыкантами медленно тащилась большая деревянная повозка, запряженная парой мулов, на которой был устроен навес. За повозкой выступали с десяток молодцов в красных повязках, с мечами и копьями в руках. Не было видно лишь немецких солдат. В душе уездный похолодел, хотя представшее перед ним зрелище в основном можно было предвидеть. В думах Цянь Дина еще теплилась надежда, что трое немецких заложников находятся под навесом в повозке, которую неторопливо тянули мулы. Уездный вернул бинокль обеспокоенному Клодту, не глядя ему в глаза. Про себя он прикидывал, может ли повозка вместить трех здоровенных немецких солдат. Одно из двух: первое – Сунь Бин отнесся к немцам со всей почтительностью и доставил их сюда на повозке; второе – в повозке лежали растерзанные тела. В чудеса уездный не верил, но на этот раз взмолился про себя: духи Земли и Неба, обороните, сделайте так, чтобы троица немецких солдат ехала живой и невредимой в той повозке. Даже если они не выйдут, а их вынесут, то пусть вынесут живыми, тогда еще можно будет о чем-то говорить, если же вынесут три трупа… О последствиях уездный не смел и задумываться. В этом случае ближайшими для него перспективами были кровопролитное сражение и страшная бойня, и, конечно же, ни о каком повышении по службе не могло быть и речи.

Пока уездный витал мыслями в облаках, войско Сунь Бина постепенно приближалось к мосту. Теперь уездный и без бинокля видел его в мельчайших деталях. Внимание Цянь Дина сосредоточилось на таинственной повозке. Она покачивалась на неровной дороге, вроде бы в ней что-то было, но тем не менее, она выглядела совсем невесомой. Высокие, обитые железом, колеса медленно крутились и скрипели. Подойдя к мосту, войско остановилось, перестали играть и музыканты. Сунь Бин въехал на лошади на дамбу и громко возгласил по-театральному:

– Я – Юэ Фэй, главнокомандующий великой династии Сун! Назови свое имя, предводитель варваров!

– Немедленно отпусти заложников, Сунь Бин! – громко крикнул уездный.

– Пусть этот пес заморский сначала отпустит мою дочь, – сказал Сунь Бин.

– По правде говоря, Сунь Бин, они твою дочь и не арестовывали. Смотри, смотри. – Уездный открыл занавешенный вход в малый паланкин. – Здесь только камень!

– Я давно знаю, что ты враньем занимаешься, – засмеялся Сунь Бин. – У командующего в уездном городе полно глаз и ушей, про вас я давно все знаю.

– Если ты не отпустишь заложников, то безопасность Мэйнян я не смогу обеспечить! – сказал уездный.

– О дочери я уже не думаю и никаких чувств к ней не испытываю, останется она в живых или умрет – на твое усмотрение, – заявил Сунь Бин. – Но я человек великодушный и, хотя заморские псы бесчеловечны, не могу не придерживаться справедливости. Привез тебе этих трех тварей и сейчас отпускаю их!

Он махнул рукой назад, несколько ихэтуаней вытащили из повозки три холщовых мешка и подтащили к мосту. В мешках шевелилось что-то живое. Изнутри раздавались странные звуки.

Ихэтуани остановились на середине моста и стали ждать приказа Сунь Бина. Тот громко скомандовал:

– Отпускайте!

Ихэтуани развязали мешки, встряхнули их, оттуда показались двое поросят в немецкой военной форме и белая собака с немецкой фуражкой на голове. Животные без оглядки с хрюканьем и лаем бегом бросились к Клодту, как дети к родному отцу.

– Они сами превратились в свиней и собак! – на полном серьезе произнес Сунь Бин.