– Да, – подтвердил я, – я действительно так говорил.
– Тогда, сынок, садись за стол, сегодня ты у меня наешься, это целый котёл собачатины от Хуаси, туда добавлено свыше тридцати видов приправ, уверен, что никогда в жизни ты такого не едал.
– Давай, мальчик, – скривила рот толстуха: по произношению явно не из наших мест. Её сосед, по всей видимости, рангом пониже, повторил, как автомат:
– Давай, мальчик.
Я проглотил слюну:
– Это я когда-то давно сказал. Теперь, когда отец вернулся, мне нет нужды называть кого-то другого отцом.
– С чего бы это твой ублюдочный отец вернулся? – удивился Лао Лань.
– Мой отец здесь родился, тут могилы бабки и деда, так почему бы ему не вернуться, – уверенно и смело заступился я за отца.
– Молодец, маленький, а за отца вступаешься, как и положено сыну. Ло Тун – трус порядочный, а его сын – нет. – Лао Лань кивнул и отхлебнул пива. – Ну, говори, зачем пришёл.
– Это не я пришёл, мать прислала. Поручила пригласить тебя, пригласить сегодня вечером к нам на вино.
– Вот так чудеса! – рассмеялся Лао Лань. – Твоя мать – скряга, каких поискать: она и кость, собакой обглоданную, подберёт и домой на суп притащит. И чтобы такая кого-то в дом на вино приглашала?
– Тогда тебе тем более следует пойти, – сказал я.
– Как зовут мальца? – с набитым ртом промямлила толстуха. – A-а, Ло Сяотун. Сколько тебе лет, Ло Сяотун?
– Не знаю, – сказал я.
– Вот как, не знаешь, сколько тебе лет? – продолжала она. – Или нам говорить не хочешь? Ишь, гордец какой, смеет перед старостой деревни и нами так разговаривать! В школу ходишь? В начальную или среднюю?
– Очень надо мне в школу ходить, – с презрением бросил я. – Мы со школой не в ладах.
Толстуха, непонятно почему, расхохоталась аж до слёз. Что мне дело до этой тётки с отвратительными манерами, будь она жена мэра города, или начальника провинции, да будь она сама мэром или начальством покрупнее. И я со всей серьёзностью сказал Лао Ланю:
– Сегодня вечером пожалуйте к нам в дом на вино, не забудьте.
– Хорошо, согласен, вот, в глаза тебе говорю, согласен, – сказал Лао Лань.
На шоссе встретились последние две колонны. С запада двигалась колонна известной кожевенной компании «Мадонна», которая производила разнообразные образцы одежды из кожи. О высококачественной куртке «Мадонна» мечтало немало юношей и девушек, молодых тогда, но стеснённых в средствах. Колонна этой компании со стояла из двадцати юношей и двадцати девушек-моделей. Лето было в самом разгаре, а модели вышагивали в самых разных образцах кожаной одежды этой фирмы. Когда они приблизились к основному месту сбора, старший у них махнул рукой, и модели с обычной человеческой перешли на походку, какой они двигаются на подиуме. У всех мужчин короткая стрижка «ёжиком», лишённые эмоций лица. У женщин волосы окрашены в самые разные оттенки, ничего не выражающие красивые лица, они шли, покачивая бёдрами, в разноцветных мехах, и из-за отсутствия человеческих чувств на лице походили на сборище диковинных зверюшек. Удивительно, как среди этой жары и влажности они, одетые не по сезону, умудрялись не пролить ни капли пота. Я слыхал, мудрейший, есть такая пилюля, «Огненный дракон» называется, съешь – и можно во время студёной третьей «девятки»[50] устраивать прорубь и окунаться в воду, так и сейчас, похоже, имеется некая пилюля «лёд и снег», приняв которую человек может в самую сильную жару «футянь» расхаживать под солнцем в мехах.