Сорок одна хлопушка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Лекарство!

– Это не лекарство, это шоколад! – поправил я её, хотя это не было выставлением напоказ знаний, полученных при сборе утиля с матерью. – Ешь, это очень питательно и калорийно, его все спортсмены едят.

Я заметил, как Лао Лань с одобрением смотрит на меня, и ощутил в душе невольное удовольствие. На самом деле я знал ещё много чего другого. Утиль – это целая энциклопедия, и в процессе его сбора и сортировки я читал эту энциклопедию. С годами я всё больше осознавал, что время, проведённое с матерью за сбором утиля, дало мне неисчерпаемый запас богатства на всю жизнь, оно стало моей школой и университетом.

Сестрёнка так и не притронулась к шоколаду. Лао Лань принёс из шкафа блюдо с перегородками, где были и фундук, и миндаль, и фисташки, и грецкие орехи, и поставил на чайный столик перед диваном. Потом присел передо мной на корточки и с помощью маленького молоточка принялся колоть грецкие орехи и фундук, тщательно выковыривая ядрышки и кладя перед сестрёнкой.

– Староста, да не обращайте вы на них внимания, – сказала мать.

А Лао Лань ни с того ни с сего воскликнул:

– Эх, счастливая ты, Ян Юйчжэнь!

– Какое уж там счастливая! Нос востренький, щёки как у обезьяны – где тут счастье? – возразила мать.

Окинув её взглядом, Лао Лань усмехнулся:

– На ту, что может выгнать собственного мужа, нужно смотреть другими глазами.

Мать покраснела:

– Очень признательны вам, староста, за вашу заботу, благодаря этому наша семья хорошо встретила Новый год. Мы пришли поздравить вас с Новым годом. Сяотун, Цзяоцзяо, давайте, брат с сестрой, на колени и кланяйтесь дяде!

– Нет-нет-нет… – тут же вскочил и замахал большими руками Лао Лань. – Ян Юйчжэнь, как тебе такое только в голову пришло, разве достоин Лао Лань такой чести? Разве не видишь, каких сына и дочь ты вырастила? – Нагнувшись, Лао Лань потрепал нас с сестрёнкой по голове и напыщенно продолжал: – Это же Золотой Отрок и Яшмовая Дева, им в будущем открыты все двери. Мы сами, как бы ни крутились, всё равно останемся вьюнами на речной отмели, драконами нам не стать, но они не такие. Лао Лань коня не оценит, а человека может. – Своими большими руками Лао Лань поднял нас с сестрёнкой, внимательно осмотрел, потом повернулся к родителям: – Вы только гляньте, какие умницы, такой талант не просто же так, поэтому вы двое готовьтесь к тому, что они себя ещё покажут!

– Вы уж их не нахваливайте, староста, – сказала мать. – Они ещё дети малые, не знают, почём фунт лиха.

– От дракона дракон, от феникса феникс, – подхватил отец. – Я ещё тот отец…

– Это не разговор, – прервал его Лао Лань, и в голосе его слышалось волнение. – Мы с тобой, старина Ло, крестьяне, нас не один десяток лет обижали, в результате мы сами себя уважать перестали. Десять лет назад поехал я в провинциальный центр, пошёл в ресторан перекусить, взял меню, полистал, но так ничего и не выбрал. Официант, который нетерпеливо постукивал шариковой ручкой по краю стола, заявил, что вы, мол, крестьяне, какое блюдо всё же выберете, давайте я посоветую тушёные овощи – недорого и практично. Что за тушёные овощи? А это недоеденное другими кладут в котёл с кипящей водой. Давай эти тушёные овощи закажем, предложил мой спутник. Ну нет, сказал я, что мы – свиньи какие? И назло стал заказывать фирменные блюда. Заказал «Зелёный Дракон Возлежит на Снегу», жареное мясо с ростками сельдерея, а когда принесли, глянул – ничего себе «Зелёный Дракон Возлежит на Снегу»: один огурец, а рядом – щепотка сахара. Стал ругаться с официантом, тот закатил глаза, мол, это и есть «Зелёный Дракон Возлежит на Снегу», потом повернулся и бросил в мою сторону: «Деревенщина!» Я разозлился, как говорится, так, что дым пошёл из семи отверстий, но оставалось лишь сдержаться и промолчать. Тогда я и решил, что настанет день, и мы, деревенщины, «земляные черепашки», ещё возьмём в оборот вас, городских, «черепах морских»!

Лао Лань достал из жестяной коробки пару сигарет «чжунхуа», бросил одну отцу,[57] закурил и затянулся с сосредоточенным выражением лица. Отец закашлялся:

– Дела тех лет… Ни в сказке сказать…

– Поэтому, старина Ло, – Лао Лань говорил очень серьёзно, – нам нужно хорошо зарабатывать, нынче такое время, когда с деньгами ты господин, без денег – щенок паршивый. Тот, у кого есть деньги, ходит прямо, у кого их нет, горбится. Вот я, Лао Лань, скромный деревенский староста, совсем незаметный, разве не совершил переворот в родословной нашей семьи Лань? Стоит стать чиновником, пусть самым маленьким, – и ты уже даотай.[58] Я с этим выражением не согласен, я хочу, чтобы разбогатели все. Не только, чтобы все разбогатели – чтобы стала богатой деревня. Мы уже провели дорогу, установили фонари, построили мост, следующим шагом будет строительство школы, детского сада, дома для престарелых. Конечно, строительство новой школы и в моих личных интересах, но не только в моих. Я хочу расчистить место, где располагалось поместье нашей семьи Лань, восстановить его прежний вид, в соответствии с политикой открытости внешнему миру привлекать туристов, наладить доход, который, естественно, пойдёт на пользу нашей деревне. Наши семьи, старина Ло, должны установить дружбу, завещанную предками. Твой нищий дед, который бранил перед воротами нашей семьи всех и вся, впоследствии стал близким другом моего деда. Когда трое моих дядьёв бежали к гоминьдановцам, именно твой дед провожал их на телеге. Мы в семье Лань никогда не должны забывать этого. Поэтому у нас двоих, брат, нет повода не объединиться, чтобы вершить дела, большие дела, устремления у нас в душе велики! – Затянувшись, Лао Лань продолжал: – Я знаю, Ло Тун, что ты против того, что все впрыскивают воду в мясо, но раскрой глаза и посмотри, что делается вокруг, впрыскивают не только в нашей деревне, но и во всём уезде, во всей провинции, чуть ли не во всей стране. Где ты найдёшь мясо без воды? Воду впрыскивают все, и если мы не будем этого делать, мы не только не заработаем, но и понесём убытки. Если все не будут заниматься этим, мы, естественно, тоже не будем. Сейчас время такое, если пользоваться словами людей образованных, период первоначального накопления. И что же это такое? Это когда любыми правдами и неправдами все накапливают капитал, и деньги каждого в крови всех остальных. Когда этот период пройдёт, все будут жить по правилам, мы, конечно, тоже. Но если мы установим себе правила, когда остальные никаких правил не придерживаются, мы просто умрём с голоду. Старина Ло, дел ещё очень много, мы как-нибудь сядем и поговорим как следует, да, я ещё забыл налить вам чаю, выпьете?

– Нет-нет, – замахала руками мать. – И так уже отняли у вас столько времени, посидим ещё немного, да и пойдём.