– Что ты сказал? – грозно вопросил отец. – Если не ходить в школу, что делать собираешься?
– Хочу на мясокомбинате работать.
– И где же найдётся дело для тебя? – с горькой усмешкой проговорил отец. – Пару лет назад ты не пошёл в школу из-за отца, теперь тебе надо дорожить этим. Если хочешь выйти в люди, а не быть как никудышное поколение твоего отца, нужно ходить в школу. Учение – верная дорога; кроме него все дорожки кривые.
– Пап, я никак не могу согласиться с тем, что ты говоришь, – уверенно возразил я. – Во-первых, по-моему, ты никакой не никудышный; во-вторых, я не считаю, что ходить в школу – единственная верная дорога; в-третьих, и это тоже очень важно, мне кажется, что в школе вообще ничему не научишься, учитель знает гораздо меньше меня.
– Ну нет, так не пойдёт, – сказал отец, – как бы то ни было, ты у меня в школе на несколько лет да задержишься.
– Пап, я к мясу питаю очень глубокие чувства: попав на мясокомбинат, я смогу помочь вам много чего сделать. Что бы вы ни говорили, я могу слышать, что говорит мясо. Для меня мясо – живое, у него множество маленьких ручек, и оно мне ими машет.
Отец взирал на меня с изумлением, широко раскрыв рот. Словно ярко-красный галстук завязали слишком туго. Через какое-то время они с матерью обменялись взглядами. Мне была ясна причина их изумления, они думали, что у меня что-то не так с головой. Ещё я подумал, могут ли они понять мои чувства: мать точно не может, а вот отец? Ведь он изначально обладал богатым воображением, но действительность подтверждает, что сила его воображения ослабла.
Мать подошла ко мне и пощупала голову. Я понимал, что стоит за этим движением: первое – показать, как она обо мне заботится, и второе – ей хотелось проверить, не пылает ли моя голова жаром, это объяснило бы, что только что сказанное мной – бред. Но я-то знал, что никакого жара у меня нет, что я в здравом рассудке, в нормальном состоянии и ничем не болен. Мать сказала:
– Сяотун, не надо болтать глупости, учись хорошенько, мама раньше слишком ценила деньги, из-за этого ты пошёл в школу с опозданием, теперь я многое поняла и знаю, что в этом мире есть вещи гораздо важнее, чем деньги. Так что тебе нужно послушаться нас и ходить в школу. Если не послушаешься нас, то Лао Ланя, наверное, послушаешься? Давайте учитесь вместе с Цзяоцзяо, ведь это он объяснил нам, как важна учёба.
– Я тоже не хочу ходить в школу, – заявила сестрёнка. – Я тоже могу слышать, как говорит мясо, тоже вижу на нём много маленьких ручек. Мясо не только может говорить, оно ещё петь умеет. У него не только маленькие ручки, но и много маленьких ножек, эти маленькие ручки и ножки двигаются, двигаются, как лапки у котёнка…
Говоря, она поднимала вверх ручонки и изображала, как, по её представлению, двигаются эти маленькие ручки и ножки мяса.
Я с глубоким уважением отнёсся к силе воображения сестрёнки, ведь ей всего четыре годика, и мы рождены не от одной матери, нас связывает удивительное родство душ: хоть я не рассказывал ей о том, что мясо может говорить и что у него вырастают лапки, она сразу ухватила то, что я имею в виду, и оказала мне значительную поддержку.
Очевидно, родители были страшно напуганы тем, что сказали я и сестрёнка. Они довольно долго смотрели на нас обалделыми взглядами и, если бы не телефонный звонок, продолжали бы взирать на нас так и дальше. Да, тут необходимо кое-что объяснить: у нас в доме установили телефон, и хоть это был телефон для внутреннего пользования и разговоры контролировались на небольшом коммутаторе в офисе, всё же это был телефон. Он связывал наш дом, дом Лао Ланя, а также нескольких ответственных работников. Мать сняла трубку, и я понял, что звонит Лао Лань. Положив трубку, мать сказала отцу:
– Лао Лань торопит, выходите, говорит, скоро должен прибыть человек из провинциального[63] комитета партии вместе с репортёрами провинциального телевидения и провинциальной газеты, предлагает нам проследить, чтобы всё было в порядке, он сейчас прибудет.
Вцепившись в узел галстука, отец повертел его, снова поворочал во все стороны шеей и хрипло произнёс:
– Сяотун и Цзяоцзяо, о вас мы ещё поговорим вечером, когда вернёмся, но, во всяком случае, вы должны ходить в школу, а ты, Сяотун, должен подавать сестрёнке пример.
– Во всяком случае, – сказал я, – сегодня пойти в школу мы не можем. Сегодня столько всего интересного, такой праздничный день, и если мы пойдём в школу, то будем последними дураками.
– Вы должны постоять за себя! – бросила мать, поправляя волосы перед зеркалом.
– Постоять за себя мы, конечно, можем, но в школу идти – вещь невозможная, – сказал я.
– Вещь невозможная, – эхом откликнулась сестрёнка.
ebooksa