Сорок одна хлопушка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Чтобы есть мясо, нужно иметь брюхо, – продолжал он. – У вас с рождения зверский аппетит, как у тигра или волка, брат, а правитель небесный избрал вас среди всех людей, чтобы вы ели мясо.

Было ясно, что смысл его комплимента можно толковать двояко: первое, собственно, то, что я открыл ему глаза на моё умение есть мясо, и глубокое уважение; но ещё этими словами он хотел заткнуть мне рот и не позволить рассказывать о том, как он помочился на мясо.

– Мясо входило в ваш живот, почтенный брат, словно красавица, которая выходит замуж за героя, как резная сбруя, которую надевают на скакуна, для других съесть столько – псу под хвост. Отныне, почтенный, как захотите поесть мяса, приходите ко мне, каждый день буду вам его оставлять, – продолжал он. – Ну а как ты сюда пробрался? Через стену перелез?

Мне не хотелось обращать на него внимание, я открыл двери кухни и, придерживая руками живот, поплёлся на улицу. Слышно было, как он кричит мне вслед:

– Завтра не надо лезть через сточную канаву, брат, ровно в полдень я оставлю там мясо для тебя.

Ноги были как ватные, взгляд затуманился, из-за тяжеленного живота я шёл, немного запинаясь. Было ощущение, что в этот момент я существую для мяса в животе, что только и могу чувствовать его существование. Невероятно счастливый, бесчувственный, как во сне, я бесцельно брёл по отцовскому комбинату, от цеха к цеху. Ворота каждого плотно закрыты, будто внутри сокрыта тайна, не подлежащая разглашению. Прижавшись к щёлке ворот, я попытался увидеть, что делается внутри, но там всё было темно, двигались какие-то большие тени – я смекнул, что, наверное, это крупный рогатый скот в ожидании забоя, потом оказалось, что это действительно быки. На мясоперерабатывающем комбинате отца было четыре забойных цеха: для крупного рогатого скота, для свиней, для баранов, а также для собак. Цех крупного рогатого скота и свиней – самый большой, для баранов поменьше и для собак самый маленький. О том, что происходит в этих четырёх цехах, позволь, я расскажу позже, мудрейший, а сейчас поведаю о том, как я бесцельно бродил по отцовскому комбинату, забыв из-за живота, набитого мясом, почему я сбежал из школы, а то, что в полдень нужно забрать из подготовительной группы сестрёнку и отвести её на обед домой к Лао Ланю, вылетело у меня из головы напрочь. Счастливый, я брёл и брёл, а подняв голову, увидел внушительный круглый стол, расставленные на нём большие плошки и чашки с мясом, и ещё какие-то разноцветные вещи.

Хлопушка двадцать девятая

От жирного золотистого гуся в мгновение ока осталась кучка костей. Мальчик откинулся назад жирным телом и продолжительно выдохнул, на лице у него появилось выражение эйфории после сытной трапезы. Под яркими лучами солнца всё вокруг засияло чарующим светом. Подошедший Старшóй Лань наклонился и нежно вопросил: – Наелся, дитятко?

Мальчик закатил глаза, рыгнул и зажмурился. Старшóй Лань выпрямился и сделал знак свите. Одна из мамок осторожно сняла с ребёнка нагрудник, другая белоснежным полотенцем вытерла жир с его подбородка. Мальчик с отвращением отталкивал руку мамки, изо рта вылетали короткие неразборчивые звуки. Носильщики подняли носилки и направились в сторону шоссе. Мамки конвоировали ребёнка с обеих сторон, они не могли идти в ногу с носильщиками, поэтому казалось, что они изо всех сил спешат.

* * *

Отец встал и поднял рюмку перед лицом дядюшки Ханя:

– За вас, начальник станции Хань.

Я сначала не знал, что и думать, но тут же понял. Пару месяцев назад дядюшка Хань был ещё администратором поселковой столовой, а теперь уже стал начальником станции контроля мясопродуктов. В форме светло-серого цвета с красными погонами на плечах и большой фуражкой с огромной кокардой на голове. Он вроде бы с неохотой приподнялся, чокнулся с отцом и снова сел. В форме дядюшка Хань выглядел очень неестественно, словно она была пошита из очень жёсткой ткани. Послышался голос отца:

– Надеюсь, начальник станции Хань, отныне вы не оставите нас своими заботами.

Дядюшка Хань выпил, подцепил палочками длинный кусок собачатины, отправил его в рот и, пережёвывая, пробубнил:

– Конечно, старина Ло, как же без забот. Этот мясокомбинат относится не только к вашей деревне, но и к нашему городку, даже к нашему городу. Производимое вами мясо, если можно так выразиться, расходится по городам и весям, вполне возможно, что губернатор провинции, приглашая на банкет иностранных гостей, предложит им мясо, произведённое вами. Так что как мы можем оставить вас без забот?

Отец не отрывал взгляда от Лао Ланя, восседавшего на месте хозяина, словно надеясь на что-то. Но Лао Лань лишь посмеивался, будто у него в голове был готовый план. Вплотную к Лао Ланю сидела мать, она налила Лао Ханю полную рюмку и, подняв свою, встала:

– Начальник станции Хань, брат Хань, сидите, не вставайте, пью за вас и поздравляю с повышением до начальника станции.

– Сестрёнка, – заговорил Лао Хань, поднимаясь, – выпивая с Ло Туном, я могу и не вставать, но как я осмелюсь не встать, выпивая с тобой? – многозначительно произнёс он. – Разве кто не знает, что Ло Тун только и жил, что с женой? На первый взгляд в этой семье главный Ло Тун, а на деле всем заправляешь ты.

– Зачем же так говорить, начальник станции Хань, – возразила мать, – раскрою тайну, я, Ян Юйчжэнь, тоже женского племени, женщины в малом ещё годятся, а вершить большие дела нужно вам, мужчинам.

– Скромница! – Звонко чокнувшись с рюмкой матери, Лао Хань опрокинул её. – Лао Лань, нынче я перед всеми вами выскажусь до конца. Меня в городке направили на эту работу не с бухты-барахты, над этим серьёзно думали. По сути дела, у городка нет права назначать меня начальником станции, он может лишь выдвинуть мою кандидатуру, а назначили меня в городе. – Лао Хань обвёл глазами стол и торжественно продолжал: – Почему выбрали меня? А потому что я досконально знаю всё про вашу деревню мясников, потому что я специалист по мясной продукции, от меня никак не ускользнёт, какое мясо доброе, какое худое, а если ускользнёт от моих глаз, не ускользнёт от моего носа. Все способы, благодаря которым вы в деревне мясников богатеете, а также твои, Лао Лань, грязные приёмчики мне, Лао Ханю, доподлинно известны. И не только мне, об этом известно и в городке, и в городе, все знают, что вы в мясо воду впрыскиваете, а в неё лекарства подмешиваете. А ещё дохлых кошек, гнилых собак, падших кур и больных уток выдаёте за хорошее мясо и продаёте в город. Ведь немало грязных денег выручили за эти годы? – Лао Хань взглянул на Лао Ланя, тот молча усмехнулся, а Лао Хань продолжал: – Твоя, Лао Лань, незаурядность как раз в том, что ты прекрасно знаешь обстановку, понимаешь, что, если промышлять подобным образом, из этого в конечном счёте ничего доброго не выйдет, поэтому ты прежде, чем зашевелилось правительство, сам наложил запрет на всех индивидуальных мясников деревни и основал этот мясоперерабатывающий комбинат. Неплохой сделал ход, решил почесать руководству там, где у него чешется. Ведь его задумки какие: создадим у нас здесь самую большую во всей провинции мясную производственную базу, чтобы вся провинция, вся страна, весь мир ели производимое нами мясо! Ты, Лао Лань, мать твою, действуешь на широкую ногу, как бандит, если что совершать, то в крупных размерах, грабить – так императорскую сокровищницу, если домогаться – так императрицу. По мелочам только крысы мясо воруют, неинтересно. Так что Лао Ханю ещё следует поблагодарить тебя: не будь этого твоего мясокомбината, не было бы и этой станции контроля мясопродуктов и, естественно, не было бы меня, её директора. Давайте, пью за всех вас! – Лао Хань встал, поднял рюмку, чокнулся с каждым из присутствовавших, опрокинул одним махом и воскликнул: – Эх, доброе вино!