– Заходи давай.
– Сяо Пао… – Она вцепилась мне в руку.
– Не бойся, – успокаивал я. – Тетушка говорит, операция пустяковая.
– Вернешься домой, свари мне курицу.
– Хорошо, двух сварю.
Подойдя к операционной, Ван Жэньмэй обернулась и посмотрела на меня. На ней был мой старый серый мундир, одна пуговица отлетела, нитки торчат. В синих штанах с желтым грязным пятном на ноге и старых тетушкиных кожаных туфлях коричневого цвета.
В носу защипало, в душе пустота. Я сидел в коридоре на пыльном диване и прислушивался к доносящимся из операционной металлическим звукам. Представил себе эти инструменты, почти воочию увидел их режущий глаз блеск и чуть ли не ощутил их холод. Со двора донесся радостный детский смех. Я встал и через стекло увидел мальчика лет трех-четырех с двумя надутыми презервативами в руках. Мальчик бежал, а за ним гнались две девочки примерно того же возраста…
Из операционной в страшном замешательстве выскочила тетушка:
– У тебя какая группа крови?
– Вторая.
– А у нее?
– У кого?
– У кого еще? – рассердилась тетушка. – У жены твоей!
– Наверное, первая… Нет, не знаю…
– Остолоп!
– Что с ней? – Я смотрел на пятна крови на белом халате тетушки, и голова была какая-то пустая.
Тетушка вернулась в операционную, и дверь закрылась. Я приник к щели, но ничего не увидел. Голоса Ван Жэньмэй не слышно, только слышно, как громко говорит Львенок. Она звонила в уездную больницу, вызывала «Скорую».
Я с силой толкнул дверь, и она открылась. И увидел Ван Жэньмэй… увидел тетушку с засученным рукавом, Львенка, которая толстым шприцем брала кровь у нее из руки… Лицо Ван Жэньмэй белое как бумага… Жэньмэй… Держись… Какая-то медсестра вытолкала меня.
– Пустите меня, – твердил я, – пустите меня, мать его…
По коридору подбежали несколько человек в белых халатах… Один, мужчина средних лет, от которого пахло смесью табака и какой-то дезинфекции, потянул меня к дивану, усадил. Дал сигарету, помог прикурить, успокаивая: