Убийство на острове Мюстик

22
18
20
22
24
26
28
30

– Леди Ви, вы готовы? – спрашивает Соломон.

– У меня бывали и лучшие дни, зато он, слава богу, больше не сможет навредить никому из нас.

– Нам нужно полное признание; возможно, он откроет нам больше, если вы изобразите сочувствие. Я буду записывать каждое его слово.

– Постараюсь.

Мы с Соломоном проходим внутрь. Филип сидит по-турецки на полу камеры и смотрит на небо в окне. Он не реагирует на нас, когда мы садимся на скамью напротив, зато я получаю возможность разглядеть его. В памяти всплывают обрывки историй, которые Филип рассказывал мне все эти годы: о детстве в нищете, о болезненных разрывах отношений, причину которых он мне так и не объяснил. Вспыльчивость Филипа стоила ему и актерской работы из-за его стремления мстить своим звездным коллегам в тех случаях, когда он считал, будто они отняли у него славу. Почему я не заметила, что он так и не избавился от злобности?

После нескольких минут тишины Филип наконец-то заговаривает.

– На небе ни облачка. Кажется, этот оттенок называют небесно-голубым, да?

– Лазурным, я бы сказал, – отвечает Соломон. – Бирюзовым с налетом желтого.

– Может, ты и прав. – Филип облегченно улыбается. – Соломон, мне жаль, что ты вчера получил увечье. Сопутствующий ущерб – это всегда печальный факт.

Детектив держит рот на замке. Кажется, он понимает, что молчание – лучший путь к получению информации; мало кто способен выдержать его зияющую пустоту.

– Ви, я рад, что ты здесь. Я хотел попросить, чтобы тебя позвали, потому что наши с тобой беседы всегда успокаивали меня. – Филип чуть-чуть поворачивает голову, но все равно не хочет встречаться со мной взглядом. – На мнение всех остальных мне плевать. Ты единственная, кто во всем разобрался.

– Тебя выдали вещи из ящиков в твоем письменном столе. Они показали, как много ты скрываешь; не только сигареты, которые иногда покуриваешь, но и свою тоску по театральным ролям. Ты же начинал на сцене, с Ибсена и Чехова, да?

– Голливуд сделал из меня типаж. Они брали меня только в романтические комедии, и больше никуда.

– Мало у кого хватает таланта, чтобы завоевать «Оскар», как это сделал ты.

– Ты всегда была очень добра… Соломон, можно мне поговорить с Ви наедине, в последний раз?

– Боюсь, нет. Все должно быть занесено в протокол.

Взгляд Филипа все так же устремлен к клочку неба над головой. Похоже, мне предстоит стать его публикой, поэтому я понижаю голос до шепота, как в наших прошлых задушевных беседах.

– Бедный ты мой… Ты, наверное, так настрадался…

– Ви, это было невыносимо. Я ненавижу себя за все это. – Наконец-то он поворачивается ко мне. – Но я знал, что ты меня поймешь.

Я выдавливаю из себя улыбку.