Имогена подозрительно посмотрела на меня и сказала:
– Я не люблю портер.
– Ну тогда пиво или божоле, как пожелаете.
– Я что-то не совсем понял, – сказал Уинтерботтом, – насчет портера и костей, какая между ними связь?
– О Билли, – сказала Имогена, – хватит молоть несусветную чепуху! – Уши и глаза мужской части присутствующих снова навострились в сторону выразительного сценического голоса и его обладательницы. – Пойдемте скорее, у меня до сих пор во рту вкус этого чертового шоколада.
Уинтерботтом был рожден для гораздо большего конфуза, чем тот, что составил бы его справедливую долю. Когда мы шли по узкой улице, загроможденной фруктовыми тележками, две девчушки-подростка в обтягивающих брючках и с «конскими хвостами» на затылках восторженно бросились к нему с альбомами для автографов наперевес. «Джонни Крошоу!» – закричали они, и две другие девчонки, помладше, возникли из-за тележки. Одна взвизгнула: «Джонни!», а другая заулыбалась во весь рот, пожирая его влюбленным взглядом: «Ах, подпишите мне книжку, мистер Крошоу!» Они спутали его с довольно невзрачным лидером фолк-группы, которую часто крутили на коммерческих каналах. Когда Уинтерботтом возразил, что никакой он не Джонни Крошоу, а наоборот – Уинтерботтом, девчонки сначала засмеялись, а потом разозлились. Они следовали за ним по улице, крича: «Уинтерботтом – кой на что намотан» – и отпускали грубые остроты в адрес его бороды. Имогена хохотала от души, приговаривая: «Ну и дурак же ты, Билли, набитый дурак!»
Но вскоре мы уже сидели, и перед каждым из нас стояла тарелка с половиной цыпленка и золотистым картофелем. Та самая Имогена, заявлявшая, что не любит портер, заказала портер, а Уинтерботтом и я взяли по бутылке светлого горького. Горячий жир поблескивал в бороде Уинтерботтома. Ел он до крайности сосредоточенно.
– Как же это, – сказала Имогена, – охренительно!
Потом мы заказали блинчики, и вдруг Уинтерботтом внезапно забеспокоился. Он сказал:
– О господи, мне надо выйти.
– Куда это?
– В уборную, боже, вдруг прихватило.
Он весь сжался и заерзал. Имогена подозвала официанта.
– Где у вас тут удобства?
– Дамские, мадам?
– Мужские.
– У нас нет ни тех ни других, – ответил официант с глубоким удовлетворением в голосе, – придется вам идти на станцию метро.
– Ты слышал, Билли?
– О господи, – простонал Билли и унес свою бороду прочь.
– Бедняжечка Билли. Такой милый – до безобразия.