– Нет, – сказал я. – Благодарю покорно. Я очень польщен и все такое, но нет.
Имогена невозмутимо принялась прихорашиваться перед зеркальцем.
– Вкусный был цыпленок, – сказала она. И прибавила: – Ладно, я не предлагаю дважды. Сейчас или никогда. Но если я пущусь во все тяжкие, то это будет ваша вина.
– Я не принимаю никаких обвинений, ни в чем. Вам следовало бы как-нибудь тихим вечерком сесть и как следует разобраться в собственных нравственных устоях, – сказал я, – а меня увольте.
– Хорошо, – сказала она, – но вы могли бы, на худой конец, дать нам денег. Чтобы бедолаге Билли было с чего начать.
Имогена округлила рот буквой «о» и закрасила букву помадой. Я вздохнул. Она завершила манипуляции, благодушно чмокнула губами перед зеркальцем и звонко его защелкнула. Затем она повернулась ко мне, изображая пристальное внимание. Официант принес счет.
– Я дам вам пятьдесят фунтов.
– Сто.
– Семьдесят пять, – сказал я.
Я вытащил чековую книжку в чудесном тисненном золотом кожаном чехле. Я извлек свою массивную авторучку делового человека. Официант подошел и сказал:
– Извините, сэр. Оплата только наличными, сэр, если вы не возражаете.
– Эй, ты, – сказала ему Имогена, – не суй свой сраный длинный нос куда не следует. Этот чек не тебе, а мне.
– Простите, несомненно, – сказал официант и прибавил со значением, – мадам.
Он отошел в раздражении. Имогена испустила вздох полностью удовлетворенной женщины, складывая чек и пряча его в сумку. Потом вернулся Уинтерботтом, вид у него был осунувшийся.
– Я надеюсь, ты не зря так долго ходил?
– Там на двери щеколда. Я не мог выйти, пока кто-то не пришел и не открыл дверь снаружи.
– О, – засмеялась Имогена, – бедный Билли.
Казалось, что он как никогда соответствует этому эпитету.
Глава 8
А на следующий день я пыхтел вместе с поездом на Мидлендс и, сидя напротив одного из тех неизбежных духовных лиц, читающих «Таймс» (который оставляет за собой место напротив пассажира в любом пустом купе первого класса, и который, как все мы знаем, вполне возможно, и есть сам бог), наблюдал печальную, убогую историйку, раскручивающуюся на телеграфных проводах. Больше мне нечем было занять мысли после тряского ланча, поскольку я устыдился читать купленные мною низкопробные журнальчики в присутствии духовного лица, читающего «Таймс».