– Сжалься, Пат! – сказал я наконец. – Ведь это как в кино. Уже на лестнице я заметил, что мы стоим на различных общественных ступенях. Подумай, я привык сидеть у подоконника фрау Залевски, около своей верной спиртовки, и есть на засаленной бумаге. Не осуждай обитателя жалкого пансиона, если в своем смятении он, может быть, опрокинет чашку!
Она рассмеялась:
– Нет, опрокидывать чашки нельзя. Честь автомобилиста не позволит тебе это сделать. Ты должен быть ловким. – Она взяла чайник. – Ты хочешь чаю или кофе?
– Чаю или кофе? Разве есть и то и другое?
– Да. Вот, посмотри. – Роскошно! Как в лучших ресторанах! Не хватает только музыки.
Она нагнулась и включила портативный приемник, – я не заметил его раньше.
– Итак, что же ты хочешь, чай или кофе?
– Кофе, просто кофе, Пат. Ведь я крестьянин. А ты что будешь пить?
– Я выпью с тобой кофе.
– А вообще ты пьешь чай?
– Да.
– Так зачем же кофе?
– Я уже начинаю к нему привыкать. Ты будешь есть пирожные или бутерброды?
– И то и другое. Таким случаем надо воспользоваться. Потом я еще буду пить чай. Я хочу попробовать все, что у тебя есть.
Смеясь, она наложила мне полную тарелку. Я остановил ее:
– Хватит, хватит! Не забывай, что тут рядом подполковник! Начальство ценит умеренность в нижних чинах!
– Только при выпивке, Робби. Старик Эгберт сам обожает пирожные со сбитыми сливками.
– Начальство требует от нижних чинов умеренности и в комфорте, – заметил я.
– В свое время нас основательно отучали от него. – Я перекатывал столик на резиновых колесиках взад и вперед. Он словно сам напрашивался на такую забаву и бесшумно двигался по ковру. Я осмотрелся. Все в этой комнате было подобрано со вкусом. – Да, Пат, – сказал я, – вот, значит, как жили твои предки!
Пат опять рассмеялась: