Встать на ноги оказалось сложнее всего, но я понимала, что сильная слабость в дрожащих коленках была связана не с физическим переутомлением и крепатурой в бедрах и икрах, и уж тем более не в следах, оставленных ремнями и твоими руками. Меня прессовала собственная контуженная психика, собственные страхи и… скользящие в этом чертовом замкнутом пространстве и в моем теле тугие нити твоей вездесущей сущности. Меня даже ни на секунду не пробрало банальным кошачьим любопытством, когда вцепившись трясущимися пальцами в мраморную столешницу над умывальником я уставилась в свое отражение в зеркальной дверце навесного шкафчика вместо того, чтобы его открыть и посмотреть, что находится внутри.
Наверное, я просто была не готова. Да и кто вообще способен в подобные секунды с невозмутимым спокойствием взглянуть в лицо собственным кошмарам? И нет, мое лицо не было покрыто опухшими гематомами, безобразными царапинами или следами от укусов, оно оставалось все таким же чистым, неестественно бледным, но… абсолютно чужим. Я не узнавала его, даже собственные глаза, которые, казалось, увеличились и потемнели до незнакомого мне оттенка и разреза. Может дело из-за отеков-мешков под глазами? Кожа словно утончилась или стала прозрачной, некоторые черты обострились и углубились, другие наоборот припухли, как губы, выделяясь на общем фоне неестественными формами. Вроде и я, и все равно не я, по крайней мере взгляд был точно не моим. Он постоянно тянул на себя, к глубокому блеску радужки глаз, будто хотел затащить на дно их необычного цвета и угольных точек зрачков; и так же одновременно непреодолимо скользил вниз, по всей картинке отражения. У меня окончательно перехватило дыхание, стянув на сердце все нити свежих швов одновременно, когда моя правая рука непроизвольно потянулась к горлу. Неосознанный жест — желание перекрыть или спрятать под дрожащей ладонью следы-отпечатки твоих пальцев.
Новый удар по вискам и глазам ослепляющим приливом вскипевшей крови и адреналина, и я реально не соображаю, что это. Обезумевший страх, дикое желание скончаться на месте, разрыдаться, забиться в ближайшем углу в неконтролируемой истерике или что-то еще?.. Что-то, что вынуждало меня в полной парализации тела и разума рассматривать на собственном теле темные пятна синяков, идеальных линий и отметин, прописанных твоими руками, и где-то на зыбких окраинах тлеющего сознания осознавать, что все это сделал именно ты — специально, продуманно, методично, взвесив и просчитав каждый удар, давление и нажим. И их вид, цвет и даже форма оставляли в памяти то, что я ожидала почувствовать меньше всего, шокировав едва не до полной остановки сердца. Я хотела рассматривать их снова и снова, до бесконечности, пока они не станут медленно и неотвратимо исчезать прямо на моих глазах.
Трясущаяся рука метнулась к зеркальной дверце раньше, чем я испугалась окончательно, быстрее, чем мне понадобилось бы дополнительного времени и сил, чтобы задавить этот дикий приступ; до того, как я пойму, что со мной происходит. Сколько прошло секунд? Десять? Максимум двадцать? Слишком мало, чтобы успеть осмыслить только что увиденное и пережитое. И я не вижу никаких веских причин думать об этом сейчас и уж тем более анализировать. Мне надо почистить зубы. У меня нет времени заниматься чем-то еще, кроме того, что ты мне приказал сделать. Мне с лихвой хватает, что делать, что чувствовать и чего бояться. Я еще успею сойти с ума, когда тебя не будет рядом (вернее настолько близко рядом), когда ты оставишь меня наедине с моими переживаниями, воспоминаниями и свежими следами на моем теле и сердце от твоих рук, новых девайсов и тебя самого.
Кажется, прошло больше пяти минут, а может мне просто казалось. Когда время принимает форму драгоценной обменной валюты, ты уже просто не соображаешь, только ощущаешь и считаешь, посекундно вздрагивая от мощных ударов бешенной аритмии, выскальзывающих из дрожащих пальцев предметов и желания что дури зажмуриться и закричать. Иногда я просто не осознавала, что делаю. Чистые автоматические движения на рефлекторном уровне.
Увидеть буквально сразу на средней полке несколько новых тюбиков зубной пасты с незнакомыми названиями и эмблемами неизвестных мне производителей, несколько запечатанных зубных щеток в мраморном стаканчике-подставке, схватить первое, что попалось под руку, обязательно все это уронить на дно раковины стерильного умывальника… Еще на пять секунд закрыть глаза и вдохнуть поглубже в легкие, разрывающиеся под давлением тисков заблокированного рыдания и подступающими к горлу конвульсивными спазмами истерического смеха. Но мне было так проще — пытаться что-то делать на грани приближающейся неизбежности, чем успокаивать себя надуманными идеями несуществующего права выбора. Может я и понимала, что ты не станешь мне отрезать на ногах пальцы, если я тебя ослушаюсь или опоздаю с выполнением твоего распоряжения, но сейчас все воспринималось по другому. Я уже знала, как ты мог бить физически и что ты действительно это мог, но это было ничем по сравнению с тем, как ты бил по сознанию и насколько глубоко проникал в сердце даже не прикасаясь к моему телу. И сейчас я была уверена, что ты мне показал лишь вершину айсберга. То, что скрывалось под черными водами твоей зыбкой тьмы резало по нервам куда сильнее и страшнее ударов стека или перетяжкой ремней-фиксаторов.
Да, я боялась, дико боялась. А еще больше я боялась, что в одночасье потеряю все эти ощущения, натяжение твоих нитей, ощущения тебя… если однажды вдруг проснусь и пойму, что это был только сон…
Я так и не успела почистить зубы в привычном для меня темпе и состоянии, вернее, я кое-как только начала это делать, морщась от непривычного лекарственного вкуса зубной пасты и вспыхнувшей на ладони боли при соприкосновении с ручкой щетки. Как раз на правой руке след от удара стека был самый болезненный и обжигающий, и похоже, пройдет далеко не пара дней, прежде чем он исчезнет и сойдет на нет. Ты определенно вложил в эту метку максимум сил и скрытого смысла. Ты же никогда и ничего не делаешь просто так, без конкретного умысла и поставленной цели. Все имеет свое исключительное значение, даже цвет этих стен, даже подобранный набор моющих косметических средств. Я просто уверена, что все это ты выбирал и заказывал сам, лично, без помощи и участия той же Эвелин Гувер. Это не те вещи, которые ты мог доверить кому-то постороннему, как и проследить за тем, чтобы я приняла ванну и плотно позавтракала.
Может мне вовсе и не нужны были эти несчастные пять минут, ты же все равно никуда не выходил и находился все это время рядом, всего через стену и открытые двери смежного проема. И эта глупая спешка с необоснованным страхом не успеть и опоздать были так же бессмысленны, как и несколько минут моего ложного уединения…
Ты вернулся раньше, чем я закончила и я ощутила твое появление в дверном проеме еще до того, как ты сделал шаг за порог. И это при том, что я старалась не смотреть в зеркало, временами закрывала глаза и упорно пыталась переключить все внимание и слух на звук льющейся в ванну воды. Все равно ничего из этого не помогало — абсолютно и ни черта.
Не думать о тебе и о твоей близости? Серьезно? Разве такое реально? Не почувствовать твоего взгляда и невесомого скольжения твоей уплотняющейся тени по моей обнаженной спине и плечам? Я вздрогнула от ее пульсирующего прикосновения к моей онемевшей на предплечьях коже раньше, чем сообразила, что это был не ты и не твои пальцы. Как я еще при этом не подскочила и снова не выронила зубную щетку в раковину (или того хуже, прямо на пол)? Зато обернулась так резко и испуганно, будто была крайне удивлена твоему "нежданному" появлению.
И я-таки оцепенела, замерла на несколько секунд, наблюдая, как ты не спешно пересекаешь комнату, проходя мимо, за моей спиной, и практически не глядя в мою сторону. И нет, ты не разделся и не переоделся во что-то другое, просто закатал рукава рубашки до самых предплечий, и в твоих руках не было ничего, что могло бы вызвать у меня дополнительный выброс смертельной дозы адреналина или подбить по коленкам усилившейся лихорадкой. Ты просто подошел к ванне, выключил воду и только тогда посмотрел на меня. И мне хватило только этого — одного нацеленного в мое лицо осязаемого взгляда черного оникса всевидящих глаз, чтобы сердце сорвалось с тормозов, а коленки подкосило до явственной угрозы рухнуть прямо на пол.
— Заканчивай чистить зубы и забирайся в ванну. Пять минут давно прошли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Разве можно находится так близко друг к другу и при этом ощущать непреодолимое расстояние-пропасть длиною в десять лет, в целую жизнь, куда невозможно вместить несоизмеримый масштаб всех пережитых потерь? Быть рядом, чувствовать глубже, чем это вообще возможно и одновременно четко осознавать, насколько недостижимы и неподвластны твоим рукам самые нелепые мелочи и желания. Что воздвигнутые тобою блоки, запретные границы и вымощенные расплавленным стеклом и осколками битых зеркал зоны твоего личного пространства простираются не только вокруг твоих закрытых ото всех территорий. Ты умудрился вогнать их высоковольтные оголенные провода и острые лезвия даже в меня, постепенно, не спешно, минута за минутой отрезая от моего тела по кусочку и медленно (очень-очень медленно) приближаясь к моей сущности.
Зачем? Неужели ты хочешь отделить мое сознание от моей физической оболочки? Или ты попросту прокладываешь свои новые границы единоличного собственника с особой тщательностью и изяществом дотошного гравировщика — линия за линией, прокол за проколом… буква за буквой: по коже, под кожей, на мышечных волокнах и нервных нитях, по костям и еще глубже — в эпицентр чистого сознания, в открытый источник безвольной души. Ты ведь мог спокойно погрузить в него свои пальцы и без этого своего извращенного "хирургического вмешательства". Но нет, тебе так было совсем не интересно. Чтобы твоя жертва при этом не обливалась кровью, слезами и потом и не орала от нереальной боли нечеловеческим голосом? Это же не в твоем стиле. Иначе это был бы не ты, не Дэниэл Мэндэлл-младший. Не изощренный пси-садист и персональный палач Эллис Льюис.
Я могла стоять перед тобой совершенно голая, твои руки и пальцы давно успели побывать, изучить и добраться до таких скрытых и интимных участков моего тела, о наличии которых в себе даже я до этого никогда не догадывалась и все равно… Непреодолимое желание сжаться, закрыться, а еще лучше, спрятаться куда-нибудь с головой полосовало мою сомлевшую кожу всякий раз, когда твой взгляд или твоя гребаная тень скользили по ней, и не важно как, когда и где — случайно, вскользь, намеренно или из другого конца квартиры (города). А если ты еще при этом стоял рядом, совсем рядом, в ощутимых движениях воздуха, твоего физического тепла, дыхания и сердечного ритма, весь такой зашитый и одетый с головы до ног в непробиваемую броню черного экзоскелета и фирменной одежды лехуру сегмент, тяга провалиться сквозь землю, а лучше исчезнуть или навсегда раствориться в небытие (при чем прямо на твоих глазах) усиливалась с каждой пройденной минутой до маниакальной одержимости с подступающей истерией. Почему ТЕБЕ можно было быть одетым, а мне нет? Почему тебе дозволялось любоваться моим унижением, буквально вбирать его через мою дрожь, кроющую панику, аритмию взбесившегося сердца, а все что оставалось мне — жалкие воспоминания о том, как ты вчера принимал душ и одевался на моих глазах на расстоянии в один короткий вздох. А сейчас? Соизволил лишь оголить до предплечий свои… рельефные мускулистые руки. Это все, что мне сегодня было отмерено твоей щедрой хозяйской дланью: все, что я имела право лицезреть и принимать?
Это все неправильно. Я прекрасно это понимала и чувствовала где-то на подсознательном уровне. Возможно в нейронах головного мозга проскальзывала (и далеко не раз) шальная мысль остановить все это безумие, стать в позу, или лучше сесть в нее прямо на пол, но я какого-то черта пошла к этой треклятой ванне, кое-как перед этим прополоскав рот и промыв под струей крана зубную щетку. Подкожная лихорадка не спадала, хотя, вернее, меня уже трусило практически до костей. Я будто тупела с очередным проделанным мною шагом и действием, с каждым разом все меньше и меньше соображая, что делаю и творю. Еще немного, и все что от меня останется — сплошные рефлексы и физические инстинкты. Но может это и к лучшему. Суметь убежать от тебя хотя бы сознанием?..
Наивная девочка… я и вправду думала, что ты позволишь мне это сделать?
Температура воды оказалась намного горячее, чем я привыкла регулировать для себя сама. Бл**ь, в какой-то момент мне даже показалось, что я ошпарила ноги, когда не с самыми эффектными и изящными телодвижениями попыталась забраться в белоснежную акриловую ванну, стараясь изо всех оставшихся сил не поскользнуться и не убиться об нее вконец прямо на твоих изумленных глазах. Наверное этот "кипяток" и вернул меня на время в чувства, как и твои последующие манипуляции. И возможно его обжигающий вакуум, охвативший большую часть моего трясущегося тела, как раз и не дал прочувствовать на свежих ранах и болезненных отметинах усиленную резь нестерпимых ожогов, поскольку они слились в один общий, покрыв "обмороженную" кожу пульсирующим слоем отрезвляющей боли. А еще через несколько секунд она практически сошла на нет, растворяясь в нервных окончаниях и перенапряженных мышцах глубокими приливами согревающего тепла. А может мне показалось, что она была такой горячей чисто на психологическом уровне, как и все, что теперь меня окружало и было неразрывно связано с тобой? Теперь я во всем и от всего ожидала скрытого подвоха с дополнительной стимуляцией моих неспящих страхов и особенно от тебя. Разве не этого ты и добивался? Держать мои нервы и сердце на грани смертельного натяжения/сжатия. Чтобы я боялась даже сделать лишний вздох или втянуть в легкие превышенную дозу твоего отравленного кислорода…
ebooksa