Я же уже смотрелась и не раз в эти зеркала, тогда что вдруг так резко изменилось? Почему сердце останавливается через каждый немощный рывок бешеной аритмии, словно пытается вырваться не только из режущих тисков вымораживающего страха, но и из собственной грудной клетки. И как такое вообще возможно? Ощущать тебя еще сильнее, только из-за погружения в отражение твоих тысячи глаз, абсолютно и полностью растворившись в тебе, подобно невидимой частичке радиолярии в глубинах бездонного океана. Ощущать, тонуть, немощно вздрагивать под скольжением твоих пальцев в моих волосах, вновь обхватывающих мою шею под затылком поверх плотной кожи ошейника, чтобы удержать ласковым давлением более надежной фиксации положение моей головы в нужной тебе точке. И при этом еще глубже затягивать в себя — в твое усилившееся во сто крат тепло, в мягкое трение костюмной ткани твоего нового черного экзоскелета с легким гипнотизирующим отливом под "хамелеон".
Почти обнимать, да… касаться моей спины и ягодицы самым невыносимым скольжением твоего столь близкого тела: руки, груди, мускулистого бедра, твердой плоти эрегированного члена. Всего одно ничтожное понимание, как ты возбужден, как хочешь меня не смотря на бесчувственное выражение своего божественного лика и вечный лед клинков заблокированных глаз, и меня саму тут же насквозь пронзает режущей болью ненормального возбуждения. А может это только ты, твоя близость, возможность чувствовать тебя, слышать, погружаться, тонуть и умирать в тебе. Едва не стонать вслух от ненормальной пульсации онемевшей киски, ударившей по чувствительным точкам опухшей вульвы, клитора и сжатым стенкам влагалища опаливающим разрядом остервенелой похоти. Чувствовать на двух гранях несовместимых реальностей и свихнувшегося страха, как наливаются мои половые губы обжигающим током внутреннего прилива крови, как сокращаются стенки вагины в судорожных спазмах стягивающей спирали и как при этом стекают по воспаленным складочкам стонущей киски вязкие струйки греховных соков. И насколько ты сам близок к ней, ко мне, симулируя ее неконтролируемое вожделение лишь одним невесомым скольжением своего зыбкого голоса, дразнящими мазками пальцев, волевой манипуляцией моих очевидных желаний и немощной сущности.
Боже, все это время, глядя в наши отражения, я практически не видела себя, а может просто не узнавала в упор. Какое-то бледное пятно с перепуганным лицом абсолютно незнакомой мне девушки с моими распахнутыми до предела блестящими то ли от слез, то ли от безумной гаммы смешанных чувств глазами. И я реально не соображала, красива ли она, и насколько черный кожаный ошейник на ее горле подчеркивает ее изящную наготу вместе с пятнами и следами уже пожелтевших гематом. Зато я прекрасно понимала, что это значило для тебя. Не знаю как, но я это чувствовала. Да, за своей спиной, в твоем вибрирующем скрытом напряжении, в мягких движениях и сводящих с ума прикосновениях… и в зеркалах напротив, усиливших этот эффект до степени бесконечности своим недосягаемым лабиринтом параллельного измерения.
Я ощущаю, как ты поднимаешь за моей спиной вторую руку прежде, чем увижу ее продублированный жест в отражениях. И у меня в который раз останавливается сердце и дыхание еще до того момента, как я пропущу новое касание твоих теплых нежных пальцев через нервные окончания и поры моей кожи на щеке и скуле и на тонкой чувственной кожице моей нижней губы. Новая щедрая ласка от довольного Хозяина или нечто большее?
— Признайся, Эллис, тебя же это завораживает не меньше. Видеть себя настоящую, обнаженную не только телом… — господи… нет, пожалуйста. Я не могу. Только не сейчас. Зачем ты это делаешь именно сейчас? Заставляешь видеть и чувствовать, что видишь и чувствуешь именно ты.
— И ведь это еще не предел. Кому, как не тебе понимать и знать, что такое истинная красота. Ты столько ее создавала, находила там, где ее и близко не было… Ведь правда, так легко показать красоту роз или граненных рубинов… А вот как уловить и запечатлеть красоту боли? Сладкой смертельной боли истерзанной души?..
Пальцы не останавливаются, рисуя свои чувственные узоры с невидимыми метками дальше, ниже, "глубже"… Им даже не мешает препятствие из плотного воротника кожаного ошейника, если не наоборот. Я все равно их чувствую, как и твое любование, сосредоточенное на моей шее, на этой черной полоске моей принадлежности моему Хозяину… тебе. Ты даже не пытаешься этого скрыть, намеренно задерживая скольжение пальцев на нижней линии соприкосновения живой и мертвой кожи, слитых теперь в одну, почти неразрывную — самую яркую и вызывающую метку твоей черной любви. Я даже теперь не сомневаюсь, что ты мечтал бы ее вшить мне в шею в несколько тугих строчек, а то и буквально припаять. Но это определенно было бы слишком даже для тебя.
— Ты же не можешь не согласится, что это действительно прекрасно… понимать, что ни один след не сделан просто так… что у всего есть свое значение и каждая вспышка боли не дает тебе об этом забывать.
Тебе и этого мало, вести кончиками пальцами по ключицам, рельефным линиям грудной клетки, едва задевая темные пятна гематом и почти сошедшие на нет полосы "ссадин" от стека. Дальше, по окружности полушария груди, расписывая все более ощутимыми иероглифами более эрогенные зоны моего плавящегося в твоих руках тела и сжигая мое сознание с возможным сопротивлением за считанные мгновения твоих нестерпимых ласк. И я так и не удержалась, вздрогнула, интуитивно сжала бедра и жалобно всхлипнула, когда ты задел мой воспаленный и еще не заживший сосок намеренным мазком по его бархатной вершинке. Но тебе и этого показалось мало. Тебе обязательно надо было еще проникнуть мне под череп своим глубоким голосом, опалить кожу у виска над ушком, прижаться щекой и твердой скулой к моему затылку… и окончательно насадить на клинки своих безжалостных глаз в мертвой точке схождения наших взглядов, в отражении зеркал напротив. Заставить мою киску буквально скулить и умолять поддаться назад, на тебя, к низу твоего живота, в унизительном бесстыдном порыве потереться о твой член… Fuck. Оставить на мягкой ткани твоих брюк вызывающее влажное пятно моего столь очевидного возбуждения…
— Скоро ты сама в этом убедишься, как никто другой, у этой красоты нет пределов, как и глубины с ее безграничными возможностями… Ты всегда будешь хотеть большего, понимая, что это только внешние грани… — еще один заботливый жест второй руки, соскользнувшей из-под затылка к шее и лицу, убирая пряди волос за плечо и их выбившиеся нити от щеки и скулы, перед тем как прижаться теплыми губами к моему виску и… отпустить меня. — Стой и жди…
У меня все равно не хватило терпения. Это было сильнее меня, после всего, что ты уже успел сегодня сделать и что еще собирался. Рефлексы самозащиты ничем не вытравишь. Я сразу же повернула голову за движением твоей тени, на время сорвавшей свой мягкий саван (но только не фантомные отпечатки твоих прикосновений и окутывающей близости) с моей спины, заставляя дрожать от потери твоего поддерживающего тела и тепла. И ты же не приказал перед этим смотреть мне в пол и не поднимать ни глаз, ни лица.
В этот раз ты пришел без тележки, но это не значило, что ты не мог принести с собой что-то еще в руках. И я действительно замечаю отложенные тобой до этого при входе в спальню на край постели какие-то черные, вероятно кожаные предметы, за одним из которых ты сейчас неспешно протягивал руку, сделав перед этим всего несколько шагов от меня в сторону кровати. Я так и не разобрала, что это было, но оно и в самом деле оказалось кожаным и далеко не маленьким — какие-то черные полосы-ремешки, много ремешков, скрепленных между собой стальными кольцами и украшенных металлическими заклепками и пряжками. На ударный девайс они явно не тянули, но легче мне от этого не становилось, особенно когда ты развернулся и направился с этой штукой прямо на меня, а я при этом продолжала стоять намертво припечатанной к полу и тупо пялиться на твою ладонь и на эту вещь едва соображая, что держусь буквально на честном слове от желания закатить свою самую первую грандиозную истерику века.
И опять ты перетянул нити моего нестабильного состояния и эмоций в нужную тебе сторону самым неожиданным маневром. Остановился возле меня и… присел у моих ног на корточки, при этом умудрившись сохранить и свою королевскую осанку, и несгибаемую благородную посадку головы. Мне понадобилось не меньше двадцати секунд, чтобы прийти в себя окончательно и наконец-то разглядеть сквозь пелену резанувшего по глазам адреналина, что ты делал и зачем.
— Приподними ногу. — ты растянул эти ремни в обеих руках, но я так и не поняла что это и зачем я должна поднимать ногу.
Господи, неужели так трудно сказать, что это за хрень и какого черта ты собираешься делать с ней и со мной? И почему я продолжаю безропотно тебя слушаться, отрывая босую ступню от паркета и приподнимая ее на несколько дюймов над полом, словно если сделаю это повыше, то не выдержу и упаду. Хотя в таком состоянии это было не сложно.
— Выше. Если боишься упасть, обопрись руками о мое плечо.
На этот раз дважды повторять было уже не нужно. Этот инстинкт сработал за меня до того, как смысл твоего приказа достиг аналитического центра моего контуженного разума. Я схватилась за твои плечи сразу, как только пошатнулась при попытке поднять ногу еще выше. И теперь меня накрыло сразу двойным цунами, скрутивших вокруг меня твою гребаную реальность двойной петлей сжатой спирали. Казалось, подо мной поплыл и пол, и дрогнули все стены с потолком в совершенно разных друг от друга направлениях, в конечном счете ударив изнутри по вискам очередной убойной дозой вскипевшей крови. Не знаю, как у меня не подкосились коленки, и я не рухнула на тебя сверху, уже мечтая вцепиться в тебя не только дрожащими пальчиками. Если бы я это сейчас сделала, реально, тебе бы пришлось очень долго отдирать меня от себя. Чувствовать это, видеть такую возможность на грани выжигающего изнутри сумасшествия и при этом ничего не сделать?..
— Теперь вторую ногу… Эллис. Ты меня слышишь?
Я лишь в вздрогнула, когда мою голень задел край одного из ремней, а твоя ладонь обхватила мою икру, мягким нажимом пальцев заставив меня опустить ногу обратно на пол. Ты переместил руку на щиколотку второй ступни, на этот раз пытаясь заставить меня приподнять ее над второй растянутой подо мною петлей из собранных полосок кожаных ремней. И я все еще не понимала, что это, и для чего ты пропускал их через мои ноги, неожиданно выпрямляясь и лишая меня возможности обхватить тебя за шею и прижаться трясущейся ланью к груди своего беспощадного охотника. Твой взгляд как всегда подрезал на корню все мои подсознательные импульсы, вынудив ослабить хватку моих пальчиков на твоих плечах раньше, чем ты попросишь меня об этом вслух.
— Можешь опустить руки. — да ты и сам это сделал за меня. Перехватил правую кисть за запястье, когда протянул петли ремней по моим бедрам, распустив-растянув их сетку вдоль моего торса вплоть до уровня груди. И даже после этого я так и не поняла, что это такое было и почему ты решил ее на меня натянуть. Вначале одну руку, затем вторую, пока я терялась в желаниях провалиться сквозь пол, вжаться в тебя или повнимательней рассмотреть мою новую одежду. То, что это был тематический "костюм" до меня дошло уже после того, как ты подтянул его лямки-"бретелей" на мои плечи и пропустил полушария грудей в пустые чашечки лифа, так идеально обхватившие их окружности плотными и холодными петлями черных полос. И я не знаю, что именно меня шокировало в этот момент больше всего, то что ты с таким знанием дела натягивал на меня эту человеческую сбрую, или что она ложилась на изгибы и формы моей фигуры моими точно подходящими размерами.
ebooksa