В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

Прошу. Хватит. Я не хочу это чувствовать. Прекрати совмещать этот кошмар со своей демонстрационной нежностью. Лучше бы ты меня сейчас резал взаправду, настоящим заточенным скальпелем, а не вгонял в уязвимые точки сломленного тела тончайшие иглы чувственной ласки, подрезая ахиллесовы сухожилия и прошивая ментоловой слабостью по перенапряженным мышцам, суставам и дрожащим коленкам.

— Эллис, ты слышала, что я тебе говорил? Расслабься. Хотя бы на половину. Ты же не хочешь, чтобы тебе свело судорогой икры в самый неподходящий момент. Я ведь даже не смогу это понять и определить. — весьма серьезный аргумент и особенно с усилившимся давлением твоих больших пальцев. Несколько круговых и даже слегка болезненных массирований по каменным мышцам икр, словно заранее подстраховывался от нежелательных последствий, разгоняя кровь и "разбивая" пережатые узлы моей физической скованности.

Не знаю, как ты это делал и как тебе вообще такое удавалось, но ты умудрился достать и вскрыть какие-то очень глубокие точки, связанные с эрогенными каналами моей еще реагирующей на все это киски. Как будто и в самом деле загонял в них сверхтонкие иглы, насквозь, через все тело и все его воспаленные участки, вплоть до контуженого мозга, или заливая теплой вязкой патокой сладкой и пока еще невесомой боли. Ты массировал мне икры, а мое влагалище стягивало пульсирующей спиралью фантомных ударов-толчков вспыхнувшего с прежней силой похотливого вожделения. Мало того, ты не мог не видеть этого, да еще и с такого близкого расстояния: то, как я интуитивно сжимала на твоих глазах мышцы вагины, вздрагивая еще сильнее от давления анальной пробки, обострившей эти ощущения до максимума. Обжигающие внутренние приливы и прохлада окружающего воздуха на клинках твоего взгляда, которыми ты погружался в меня и скользил по распухшими и онемевшими складками моей киски в унисон с движением твоих пальцев на моих ножках.

Бл*дь, лучше бы ты меня убил. Сколько можно меня окунать то в страх, то в боль, то в липкий сироп греховной эйфории? А ты ведь даже и не начинал. И я прекрасно знала, что за каждой твоей успокаивающей щедрой лаской должен следовать более сильный, рубящий наповал удар идеально распланированного захвата.

— Разведи ноги еще шире. — я так по началу и не поняла, что это было и что же ты сделал.

Мне показалось, что ты пристегнул к манжету на щиколотке карабин от ремня с задней ножки станка. Но тогда она находилась довольно далеко от моей ступни, а потянувшая лодыжку тяжесть какого-то ощутимо весомого предмета мгновенно переключило мое внимание на его пока что еще неизвестную мне форму, материал и предназначение. Все, что я успела понять — эта штука была не только тяжелой, а скорее металлической, и ты только что соединил один ее конец с ножным браслетом на моей правой ноге.

— Эллис, расставь ноги чуть шире плеч. Можешь не торопиться, но и не тяни время. Будь умничкой, сделай это сама.

Серьезно, после того, как ты опять со всей дури влупил меня головой на дно своей вымораживающей необратимости? Ласково подбил по лодыжке, ненавязчивым давлением пальцев, заставив совершить это "добровольно"?

Я вообще не знаю, как у меня получилось это сделать с первого раза, хотя и не имела понятия до какой ширины мне надо было раздвинуть ноги, и при этом не спятить от дикого головокружения. Меня сбивало с внутреннего равновесия собственное сердце, и я элементарно не могла оторвать ступней от пола. Мне постоянно чудилось, что он выскальзывал из-под меня или его куда-то клонило в непонятную сторону (может даже вверх, а то и резко вниз). Не помогала даже столешница станка, на которой я лежала и опиралась большей частью веса своего тела.

Расслабиться в таком состоянии и с подобным спектром физических ощущений? Проще лишить меня сознания.

— Еще чуть шире. И обопрись покрепче ступнями о паркет в самом удобном для тебя положении… — последовавший за твоими словами щелчок еще одного карабина царапнул второе ахиллесово сухожилие более глубокой инъекцией выбивающей слабости, почти болезненной.

Усилившийся вес того самого предмета, который ты пристегнул к моим щиколоткам, потянул своей тяжестью к непреодолимому желанию сбросить его с ног и как можно быстрее. Но я так и не дернулась. Ты вовремя перехватил меня за голени жесткими кандалами собственных ладоней, крепко, едва не с грубостью сжав мертвой хваткой там, где еще недавно растирал мне кожу эротичным массажем.

— Не вздумай дергаться. Это колодка-распорка — металлическая трубка длиной два фута. Ты не сбросишь и не перегнешь ее, и, конечно же, не сможешь больше сдвинуть ноги. Замри и старайся не шевелиться. Это все, что от тебя сейчас требуется. Ты меня хорошо поняла? Эллис?

Надавил пальцами чуть сильнее, привлекая мое внимание к своему жесту, но я уже находилась где-то за пределами общей реальности. Тонула и стремительно неслась ко дну твоей бездны. Тебе удалось сделать практически невозможное — сломить тлеющую сущность Эллис Льюис страхом полной беспомощности до самого основания. Связать, обездвижить, прошить своими чертовыми нитями до костного мозга и еще попытаться убедить меня по ходу, что мне это должно нравится? Я буду сама этого хотеть? Всегда, везде и незамедлительно?

— Не шевелись, не отвлекайся на дурные мысли и просто отдайся воле рукам Мастера.

Я бы застонала, а еще лучше взвыла в голос, но что-то перекрывало доступ к рыданиям, максимум выжимая из моих глаз несколько капель рефлекторных слез, которые я практически не чувствовала и не воспринимала. Твои руки… Боже Всевышний. Ты снова скользил ими по моим ногам, по оголенной поверхности чувствительной кожи, беспрепятственно оплетая теплым бархатом ладоней и их успокаивающей лаской незащищенный рельеф голеней, икр, подколенных ямок, бицепсов бедер… И меня опять подбрасывало вверх сминающим парением вакуумной невесомости, затягивало плотными лоскутами твоего окутывающего савана и разрывало к чертовой матери на части парализованный рассудок…

Теряя призрачную границу тонкой красной линии между болью и наслаждением — твоей точно вымеренной болью изощренного пси-садиста и зыбких приливов нескончаемого наслаждения.

Я должна была возненавидеть тебя только за это. За то, что ты с такой непринужденной легкостью взламывал последние пароли и защитные коды сознания Эллис Льюис, манипулируя моими эмоциями и чувствами осязания ленивой грацией искусного кукловода. Я была прикована к столу, полностью лишена права выбора, слова и согласия, я даже не могла остановить тебя ни в один из этих моментов — ни жестом, ни криком, ни чем либо вообще… а только неподвижно лежать, уткнувшись щекой в холодную обивку столешницы и умирать, снова и снова, до бесконечности, в твоих руках, в твоей смертельной нежности и воскрешающей боли.

Твои ладони достигли холмиков моих напряженных ягодиц, оставив позади на дрожащих ножках зудящий след пылающих меток. Меня и до этого крыло глубинными атаками ответного возбуждения, неминуемой реакцией на скольжение твоих рук и их тактильного соприкосновения. Но стоило твоим большим пальцам скользнуть по ремням сбруи на линии основания ягодиц и по промежности между половыми губками и внутренней поверхностью бедер, меня чуть не выбило окончательно и безвозвратно. Столь обостренных ощущений я не испытывала, наверное, даже в эту пятницу. А может это страх и адреналиновый анестетик увеличивали процент осязания в десятки раз? Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Это был ты, и только на тебя я так реагировала, неосознанно раскрываясь навстречу каждому твоему новому касанию, всему, что ты со мной вытворял и насколько глубоко проникал очередной манипуляцией, давлением и греховной лаской.

Вот и сейчас я уже была готова тебе простить весь недавний кошмар моего унижения только за возможность кончить под твоими пальцами, языком и членом. Ты снова растирал и массировал мои эрогенные зоны, в этот раз намеренно избегая самых интимных участков, словно дразнил, распалял и заставлял тянуться за твоими руками, постыдно вымаливая о нисхождении — пощадить или убить. Подушечки больших пальцев одновременно и симметрично, с обеих сторон, слегка надавили на распухшие дольки упругих половых губ, немного растягивая в стороны, раздражая и рисуя пульсирующими узорами сладчайших ощущений вдоль всей поверхности воспаленной плоти: то опускаясь к лобку — к вершине их схождения, то поднимаясь к более чувственным точкам вагинальной впадинки и основанию анальной пробки. И в эти секунды — долгие, зыбкие, тягучие и невыносимо медленные под сенсорным пульсом твоих фаланг — меня размазывало по крышке станка, глушило и выбивало из-под ног жалкие островки мнимой почвы… а я только и могла — беспомощно цепляться в ножки конструкции скрюченными кулачками и поджимать на трясущихся ступнях онемевшие пальчики.