В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дыши, Эллис. Не забывай дышать.

И ты впервые за это утро несдержанно всхлипнула, неосознанно выпрямляя спину и слегка прогибаясь в пояснице. Его теплая, мягкая ладонь скользнула успокаивающим поглаживанием по позвоночнику, прямо от края ошейника и вниз, под лопатки. Нет, ты не думала отстраняться, это вышло не намеренно, как и большая часть реакций на его прикосновения. И это была не физическая боль на пропечатанных следах от ремней сбруи или флоггера. Это была та самая эмоциональная слабость, боль совершенно иного сорта, которой так жадно питалась черная дыра и требовала еще и еще. И тем не менее именно она неожиданно согрела и даже временно тебя успокоила. Да… тепло его ладони, втирающей в нервные окончания позвонков покалывающие искры воскрешающей близости. Спасительной и исцеляющей близости.

Трудно представить, чтобы сделали его объятия, если даже твоя черная дыра неспособна совладать с его тенью и тьмой.

— Подняться на ноги сможешь? Постоять? Пройтись в ванную? Говори сразу. Тебе не обязательно идти на работу, если чувствуешь, что не в состоянии сегодня вообще никуда не ходить и ничего не делать.

Это оказалось достаточным, чтобы очнуться из отупляющего полузабытья и вернуть хотя бы треть резервных сил со спящими в глубоком анабиозе мыслями и ощущениями. Или так глубоко задела, резанула и шокировала слишком неожиданная идея: он специально устроил вчерашнюю сессию, чтобы буквально высосать тебя всю до капли, раскатать физически и морально по тому гребаному станку, чтобы кроме желания скончаться, больше ничего иного в твоей голове и в теле не возникало?

— Конечно сумею, — неосознанная вспышка протеста? Голос предательски дрогнул, выдавая сильную слабость и острую тягу разрыдаться.

Возможно ты бы и сама встала, если бы действительно была способна проделать данный фокус самостоятельно. Да только, кто тебе такое позволит и тем более в подобном состоянии? Ведь именно его руки и близость вложили в тебя часть вернувшихся сил, не отпуская ни на секунду, удерживая и облегчая процентов на шестьдесят твои немощные потуги привстать с кровати на трясущихся ногах. Без него бы ты точно поднималась часа два, не меньше.

Боже, как старая бабка, разбитая склерозом и артритом, — резануло рассудок жутким осознанием, насколько же ты была слаба в руках этого человека, сумевшего тебя опустошить всего за несколько часов тематической сессии. Резануло и тут же исчезло в бездонном чреве ненасытной черной помпы.

Пока что из эмоций оставалось тлеющее упрямство и желание разреветься. Возможно это и хорошо. Слезы уже итак потихоньку сбегали быстрыми ручейками по лицу как бы сами собой, капая со скул и подбородка на грудь и продолжая свой замедляющийся маршрут где-то в районе живота и даже на бедрах. Это было очень странно. Ты впервые плакала абсолютно голой, и связанные с этим ощущения едва не пугали своей чувственной реакцией на происходящее. Как будто обнажалась скрытая под твоей кожей сущность, до самых костей. Делала тебя еще более беззащитной и уязвимой, чем это было вообще возможно. И особенно рядом с человеком, который мог тебя сейчас убить всего лишь одним щелчком пальцев, одним словом и взглядом, не напрягаясь и не вкладывая в это каких-либо особых усилий. Убить или защитить — спрятать в своей клетке, согреть, наполнить живительной энергией самых сильных в мире чувств… и сделать этим еще более уязвимой и слабой.

— Не спеши и старайся идти без резких движений. — его руки чуть ослабили, вернее сняли часть поддерживающей опоры, чтобы ты могла попробовать сделать несколько шагов почти самостоятельно. И у тебя почти получилось.

Правда ты едва не застонала в голос от немощного смеха, когда поняла, что от кровати вы отошли всего на пару футов, а не как тебе до этого казалось целую милю по отвесной скале и без подстраховки. Самое время взять себя в руки и сделать хоть что-то. Иначе ты и до ванны не дойдешь, не то что до работы.

Слава богу, с каждым новым шагом и утихающими с ним тошнотой/головокружением по онемевшим мышцам, суставам и даже костям потихоньку приливало ощутимой (пусть по началу и ослабляющей до заметной дрожи) энергией то ли собственных возвращающихся сил, то ли черного энергетика, бегущего по нитям-капельницам от рук поддерживающего тебя человека.

Так и должно и быть? Или ты уже потихоньку сходишь с ума? А может уже итак давно свихнулась… Разве возможно заметить, что ты сошел с ума? Какой сумасшедший признается себе и согласиться с тем, что он сумасшедший? Тем более когда ты так бездумно на подсознательном импульсе цепляешься за физическую боль, как за ориентир-маячок в окружающей реальности (реальности, в которую так боишься сейчас возвращаться). За ту самую живую и отрезвляющую боль, пульсирующую в твоем теле с каждым немощным движением фантомными отголосками ударов плети-многохвостки, тяжелой ладони, пальцев, большого разрывающего тебя изнутри члена и… звучного голоса.

Страшно? Нет. Пока еще нет. Но ты знаешь, что это ненадолго. Рано или поздно черная дыра свернется или изрыгнет всем, чем не успела за это время подавиться, пока тебя сосала.

Белые двери ванной комнаты остановили тебя, как раз в тот момент, когда тебе показалось, что ты способна идти уже сама и довольно-таки сносным уверенным шагом. Ты уставилась на деревянную панель, словно увидела ее только сейчас, запертую, перегородившую тебе дорогу нежданным препятствием. Не удивительно, ведь все это время (наверное минут десять-пятнадцать) ты потратила на то, чтобы следить за своими телодвижениями, за полом и… согревающей близостью поддерживающей тебя черной тени.

Он впервые разжал пальцы, убрал руки и тебе вдруг стало так холодно… Из глаз опять брызнуло, а высохшие до этого дорожки от слез стянуло вместе с кожей царапающими гранулами ментолового озноба.

Как ты не догадалась, что большая часть согревающего тебя тепла шло от него? И именно его так жадно из тебя высасывала твоя же черная дыра.

Пол опять дрогнул, тебя качнуло и весьма сильно, слабость в коленках усилила свою выбивающую дрожь тройной инъекцией жидкого азота.

— Тише-тише, — он подхватил тебя, прижал рефлекторным порывом спиной к мягкой поверхности дорогущей натуральной шерсти темно-синего костюма (да, точно, на нем впервые сегодня была надета деловая тройка не черного цвета, и, кажется, креп-сатиновая сизо-голубая сорочка с отливом и синий атласный галстук в мелкий геометрической рисунок однотонной глади)… И ты почувствовала не только прохладную ткань пиджака, брюк и рубашки. Изголодавшееся сознание и тело вцепились мертвой хваткой за ощущения живого тепла твердых мускулов груди и живота, вжавшихся в твою спину спасительной опорой, а копчик и ягодицы уперлись в не менее жесткую и упругую мышцу на уровне лобка. Ты едва не вскрикнула. Слава богу, не успела. Перед глазами и в голове все поплыло и далеко не от последнего приступа подрезавшей тебя слабости. Ты вдруг четко осознала, что почувствовала его эрекцию. Низ живота тут же скрутило тупой, почти кинжальной болью, а в ноющих мышцах влагалища и в клиторе забилось надрывной аритмией болезненного возбуждения.

Господи. Это невозможно. Ты же так надеялась, что заработала за вчерашний вечер хроническую фригидность.