В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я просто не хочу здесь с кем-то встречаться еще. И тем более в таком виде. НЕ ХОЧУ, — голос дрожал, угрожая сорваться в любую секунду, если что-то пойдет не так, и если он опять попробует надавить там, где уже и без того все держится на честном слове.

— Эллис, успокойся. И старайся не забываться, когда разговариваешь со своим Мастером, не важно где, здесь или где-либо еще… Ну все, тише… тише, моя девочка, — успокаивающее поглаживание нежнейших пальцев обеих ладоней по лицу и влажным волосам со скупыми поцелуями в макушку и пробор над лбом. И похоже именно эти щедрые ласки заботливого Хозяина с его окутывающей ментальной клеткой усиливают нервную тряску до максимальной амплитуды. Ты не рыдаешь и не заливаешься слезами только потому, что частично злишься, и скорее на себя, и из-за что не способна противостоять собственным внутренним порывам, ощущениям и желаниям. Тебя до сих и с не меньшим безумием тянет в эту клетку, в его руки, в забвение, которое только он был способен тебе подарить и наполнить им до краев.

— Никто и никогда не увидит тебя такой. Обещаю, — это лишь его прерогатива, его парафия и его персональная вип-территория, на которую он никогда и никого не допустит извне. Неужели ты так и не поняла этого за все эти дни? Даже сейчас, когда он вытирал тебе волосы и уже брал со столика трельяжа твою щетку-расческу (появившуюся на резной столешнице с феном и косметическими средствами по макияжу явно не благодаря стайке цветочных фей или диснеевским мышкам). Ты принадлежала только ему, ты была ЕГО куклой, которую только ОН имел право раздевать-одевать, купать, кормить, причесывать и особенно собирать на работу. Он и никто другой.

— Только предупреждаю сразу, если на работе с тобой что-то случится — потеряешь обморок (и не важно где: у кого-то на глазах или в туалете в своем кабинете) или тебя опять стошнит — всю оставшуюся неделю проведешь здесь, до полного восстановления. И никакие возражения приниматься не будут. Это констатация, а не один из вариантов возможных последствий.

Слава богу, но эту тему разговора ты сумела выдержать без каких-либо дополнительных порезов по нервам и психике. Так, всего лишь легкие царапины и почти без крови. Тем более "общая" анестезия не заставила себя долго ждать, пусть и с глубокими и достаточно болезненными уколами, но ведь это же мелочи по сравнению со вскрытием грудной клетки и прямым массажем сердца голыми руками без перчаток.

Затянуло даже ноющую физическую боль на ягодицах и пульсирующей промежности (снаружи и изнутри) легкой пленочкой зудящего онемения, будто его пальцы и вправду обладали магическим исцелением. И не важно, что он делал, поглаживал успокаивающими мазками по лицу, рукам, спине или расчесывал волосы. Но в том-то и дело, он не просто расчесывал, а делал это по своему: пропускал по твоим нервным окончаниям именно те ощущения, от которых хотелось как умереть, так и раствориться до скончания вечности. Втирал ментоловый бальзам во все свежие раны, горящие от боли швы и еще кровоточащие вскрытия от его же скальпелей.

— Перед тем как сядешь завтракать, примешь все таблетки, которые увидишь на столешнице чайной тележки — все до единой. Завтрак тоже чтобы был съеден до последней крошки. Как и обед, который тебе принесут на работе в твой кабинет. Никаких возражений и отговорок. Будет тошнить и кружиться голова, Эвелин передаст нужные лекарства вместе с обедом.

Потом он включил фен и тебе пришлось несколько долгих минут переваривать последнюю информацию, которая никак не желала цепляться за примороженную память и постоянно выскальзывала из сознания под напором потока горячего воздуха и мягким касанием пальцев к твоим волосам и голове. Зачем думать о том, до чего еще столько времени и расстояния? Правда не до завтрака и не до нового шага с переходом в следующую ячейку этого утра.

— Когда я вернусь, чтобы на тарелках ничего не оставалось. Макияж сделаешь, когда все доешь. А теперь вставай на ножки и к кровати, на коленки — животом и лицом на постель.

Оказывается, нужно не так уж и много, чтобы тебя приложило и раздавило в дребезги невидимой стеной смертельного цунами. Всего несколько слов нового приказа голосом человека, который вскрывал тебя даже без реального ножа. И не важно, что ты понятия не имеешь, что именно он имел в виду и для чего вообще просил (бл*дь, нет. ПРИКАЗЫВАЛ) это сделать. Новые рефлексы срабатывают быстрее, чем смысл услышанных слов успевает достичь центра аналитического мышления. И самое нелепое — ты даже не имела права спросить для чего и зачем, как и отказаться. Ты просто должна была это сделать, как только был отдан приказ — сразу же, без лишних вопросов и желательно каких-либо на этот счет мыслей.

— Эллис, не тяни время и не вынуждай меня повторяться. — он отходит в сторону прикроватной тумбочки, но ты не можешь не наблюдать за ним и за каждым из его движений даже сидя к нему спиной в позе соляного столба. Перед огромными зеркалами трельяжа такое в принципе невозможно.

Он все равно смотрит в твое лицо, все равно держит твой взгляд мертвой хваткой и заставляет следить за его жестами — за правой рукой, указывающей четырьмя пальцами в пол на нижнюю ступеньку подиума кровати.

Еще одна превышенная доза адреналина прямой инъекцией в остановившееся сердце. И не важно, что взбесившийся страх вытянул из тебя последние силы и удерживает твое тело в вертикальном положении на подрезанных нитях выдержавшей инерции. Ты обязана это сделать и не важно как: подняться на ноги или сползти с пуфика на пол на четвереньки.

Не срабатывает даже трезвая логика мышления. Ты не смогла включить банального анализа происходящих событий и тем более допустить в свою когда-то такую умную головку возможную мысль, что он на вряд ли рискнет с тобой что-то делать в твоем нынешнем состоянии. Ну не может же он быть монстром настолько, еще и после того, как предложил тебе остаться здесь до полного восстановления сил.

— Эллис, ты меня слышала? Мне надо смазать тебе спину и ягодицы. Это не совсем удобно делать, когда ты сидишь на чем-то своей попой.

Наверное тебя еще никогда так не размазывало по дну собственного выпотрошенного рассудка, как сейчас — от наивысшей точки психического перенапряжения до резкого расслабления. Горло перехватило удушливым спазмом истерического хохота, но ты так и не смогла выпустить его на волю. Не дай бог, потом не сумеешь остановиться. Хотя подняться после такого, да еще и сразу…

Но разве у тебя был выбор?

Правда другие составляющие этого утра и связанные с ним события никуда исчезать не собирались. Расслабляться было рано. Взгляд и сознание все равно что-нибудь, да выцепят, чем обязательно тебя тут же приложит, пусть и безосновательно.

Поднимаясь с пуфика и поворачиваясь в сторону кровати, ты не могла не заметить несколько разложенных на изножье матраца знакомых вещей. Уже делая более близкие шаги к указанному месту, тебе кое-как удалось вспомнить, почему они показались тебе знакомыми. Это были твои вещи — твоя собственная одежда. Твоя черная глухая водолазка с длинным рукавом и двойным воротником — высоким гольфом и декоративным воротом-шалью; твои черные брюки Срортмах прямого кроя из стрейчевого твида; твой ремень Рене Лезард, красный шарф Рхило-Софие, перчатки, черное нижнее белье, твоя вместительная "рабочая" сумочка-"саквояж" Лоуис Vуиттон из черной замши, ну и по любому твои черные ботильоны Вуффуло. Сомнение вызывали только новые и еще не распечатанные капроновые колготки. Ты никак не могла вспомнить были ли у тебя такие когда-либо вообще и даже на квартире в Карлбридже. Правда, сейчас это не имело никакого значения и тем более на фоне всего, что происходило в этой комнате и что еще должно было произойти. Ты просто зацепилась взглядом за эти вещи, пока подходила к кровати и пыталась проанализировать увиденное до того, как организм отреагирует очередной вспышкой кроющей паники.

Это просто твоя одежда. Ну и что с того, что не ты ее подбирала и не ты решала, что тебе одеть перед выходом, это же не костюм на Хэллоуин или что-то не из твоего личного гардероба. Эти вещи по любому были куплены и выбраны тобой, и ты просто их наденешь (или тебя в них оденут), как если бы ты это делала сама в своей квартире.