Солнышко резко свернулось надрывной помпой черной дыры под диафрагмой. Ударило не только по полному желудку. Перед глазами заплясали мутные лепестки красных и черных роз в довесок к аритмичному шипению в ушах и болезненной стяжке шокирующего удушья в горле. Кипящий жар или вымораживающий озноб? Или смертельная инъекция черного вируса в остановившееся сердце?
Хорошо, что ты сидела, потому что пол под тобой дрогнул и не меньше, чем в десять баллов. Окружающий мир трещал по швам красными изломами в обугленных стенах и стеклах черного Зазеркалья, покрываясь хаотичными царапинами и безобразными волдырями выгорающей на солнце старой фотографии…
Неужели ты думала, что что-то в нем почувствовала и нащупала? Когда и как? Ты ведь даже к нему не прикоснулась. Или решила, раз тебя покормили с ложечки и вытерли губки, как маленькой девочке, можно уже планировать свадьбу и подбирать имена вашим будущим внукам? В какой из этих моментов ты успела забыть, что эти самые руки еще совсем недавно — двенадцать часов назад, — разрисовывали твою спину и ягодицы кожаной плетью?
— Эллис, думаю сейчас у тебя уже не должно быть проблем со слабостью. Поднимайся.
А разве ты еще не встала? Или это только что пронеслись перед глазами фрагменты вашего давно скончавшегося прошлого и необратимого будущего? Где ты не просто стояла у стены (в фотомастерской колледжа, перед скрещенными брусьями латинской десятки с человеческий рост), а была буквально распята на ней руками и ногами (и на теле твоего Дэнни тоже).
Проблемы со слабостью? Сейчас у тебя самые большие проблемы с памятью и сознанием. И они атакуют тебя похлеще животного страха и немощного безволия. И ты вынуждена снова (опять и тысячу раз снова) наощупь, один за другим, отключать (глушить и обрезать) большую часть контактов, связанных с твоими оголенными чувствами, разумом и сущностью Эллис Льюис. Только так. Иначе не поднимешься. Не пройдешь и двух шагов. Не сдержишь в горле разрывающую шрапнель удушливых рыданий.
Почти как в кошмарном сне, где ты не можешь оторвать от земли ног. Только здесь труднее. Здесь надо встать (можешь ты или нет), выпрямить осанку и расправить плечи (хочешь ты того или нет), подавить в суставах подрезающую дрожь, иначе спокойно споткнешься на ровном месте…
Лицом к стене? В любой другой день ты бы просто уставилась на рисунок атласных обоев, без особого интереса изучая повторяющиеся детали однотонных узоров и выискивая между ними дефектные отличия. Но не сейчас. Сейчас ты просто плывешь в этом глухом вакууме собственной черной дыры, которая в один судорожный вдох вырвалась во внешние пределы, наполнив собой все окружающее пространство. И ты теперь уже сама часть этой дыры — ее призрачная тень, сгусток агонизирующих эмоций, мыслей и боли. Не она в тебе — ты внутри нее.
Обострились, наверное, только чувства осязания. Возможно это уже был тот самый условный рефлекс ("побочный" эффект), прошитый намертво в твои нервы с двух последних сессий — если глаза ничего не видят, за них смотрит слух и рецепторы воспаленных ран и кожи. И в этот раз вибрация чужих движений, шагов и скольжение трехмерной тени за спиной отражается подобно облучающим лучам смертельной радиации внутри твоей сердечной мышцы и в костных тканях. И ты ни черта не можешь с этим сделать. Потому что от тебя ничего не зависит. От этой радиации нет защиты.
Звук открывающейся двери, ровные шаги в смежной комнате — по ним можно считать секунды, которые ты пропускала гулкими ударами через сердце. Ты так и делала, только время потеряло свою значимость и смысл.
— Выходи в коридор… — и ты не услышала, а именно увидела внутри себя: в голове, в коже, в костях, на молекулярном уровне вскрытых наизнанку чувств, как он подошел к тебе, как остановился в футе за твоей спиной… — Эллис…
Если теперь вообще смысл что-то анализировать, искать какие-то лазейки из западни собственного рассудка и особенно что-то чувствовать? Не проще закрыть глаза и отдаться на милость течения этого бешеного потока чистейшего безумия? Делать безропотно все, что он прикажет, почти на автомате, отключив большую часть эмоций и вырвав с корнем все когда-то существовавшие желания. Да, именно… и только так. Пусть и будет по началу нестерпимо больно… Но ведь это будет только лишь по началу, правда ведь?
— Придерживайся за моей спиной расстояния не меньше двух-трех футов. И старайся не отставать.
Почти как в тюрьме — лицом к стенке перед выходом из камеры, затем у выхода, пока твой конвоир закроет твою клетку на ключ. Правда в этом случае ее не закрывали. Действительно, какой смысл запирать комнату, в которой все равно никого нет или временно не будет.
— …У тебя вообще нет нормальных зимних вещей? Ни плотных пальто, ни дубленок, ни шуб?
Ты только сейчас заметила, что плывешь в своем вакууме следом за человеком с внешностью Дэниэла Мэндэлла-младшего (как это ни странно, но ты легко узнавала его даже со спины, и теперь могла узнать где угодно — по посадке головы, по форме ушей, цвету волос и всей фигуре, пусть и наглухо зашитой в шикарный деловой костюм индивидуального кроя). Через левый локоть перекинуто твое самое длинное и теплое пальто из черного кашемира, а в пальцах правой руки — твои ботильоны из черной замши.
— В Карлбридже теплые зимы… — там нет смысла носить шубы и это пальто ты тоже редко носила, брала лишь в нечастые поездки в более холодные климатические широты страны и Европы, и только зимой.
— Я так и понял. То же самое касается и обуви. Хотя весьма странно — переезжать жить в северную столицу Эспенрига в конце осени и заранее не подготовиться с зимним гардеробом.
Ты ничего не ответила, поскольку это был не вопрос, а твое сознание сейчас было заполнено вакуумом твоей черной дыры. Что-то говорить и уж тем более оправдываться, или того хуже — пытаться поддержать разговор, потому что тишина слишком давит на слух и точит нервы и может раздавить тебя в любой момент своим звенящим куполом?
И идти вы ведь тоже не собираетесь целую вечность. Какой бы огромной не была эта квартира — это всего лишь квартира, а не королевский дворец. И ты впервые за все время пребывания здесь узнаешь хоть что-то — круглую вишневую гостиную, из которой в пятницу ты попала в гардеробную и ванную Мэндэлла-младшего. Нежданный и очень сильный толчок сердца буквально по горлу. Проснувшаяся память и врожденные рефлексы врываются в твое тело раньше, чем успеваешь осознать, что все не так просто. Сколько не пей таблеток, сколько не пытайся спрятаться в пустоте ложной апатии и симулированной кататонии — природу истиной сущности ни чем не задавишь и не сведешь на нет. Сознание все равно будет рваться и цепляться за тусклые проблески призрачной надежды. У жизни в фаворе лишь один признанный и самый главный рефлекс — инстинкт к выживанию, неуемная жажда к жизни.
ebooksa