— Доброе утро, господин Мэндэлл… Мэм.
— Доброе утро, Тони.
Наверное, ты отреагировала на чужой голос только когда услышала Его баритон над собственным ухом, и когда легкое прикосновение Его ладони с осязаемой черной тенью накрыли тебя со спины и левой стороны защитным барьером. Интуитивный рефлекс резанул мышцы едва не болезненным сокращением, толкая лишь в одну желанную сторону — обернуться к его лицу. Но где-то на полпути глаза царапнуло краем пазла иной картинки — живой фигурой незнакомого человека, того самого, чей приятный (возможно даже слишком приятный) и заискивающий голос тебя вообще сперва ничем не задел.
Дежурный портье или кто он здесь? Администратор, мажордом? Пытаешься напрячь память, но никак не можешь вспомнить, был ли именно он за этой длинной лакированной стойкой из темно-красного дерева в пятницу вечером. И нужно ли тебе что-то говорить ему в ответ? И это ничего, что вы так спокойно проходите мимо, будто он не впервые наблюдает за подобными сценами? Ничего не выражающий прямой взгляд на расплывшемся вежливой улыбкой упитанном лице чуть за пятьдесят. Не прошло и двух секунд, как он соскользнул им в сторону с твоих глаз на твоего спутника. Сколько раз за последние годы он желал в подобной манере доброго утра Дэниэлу Мэндэллу-младшему и его очередной спутнице? И сколько ему доплачивают премиальных, чтобы он не общался на данную тему с представителями СМИ и прочими любопытствующими лицами? И почему тебя это практически ничем не задевает? Только лишь тянет отвернуться и как можно скорее пройти к выходу.
Так спешишь оказаться на свежем воздухе и вовсе не потому, что ты стыдишься чьих-то мыслей, относительно лишь одного конкретного направления? А что он еще мог думать, провожая вас до выхода почти пустым взглядом (— Удачного вам дня, господин Мэндэлл, — Спасибо, Тони)? Что же делала все эти дни молодая блондинистая особа в холостяцкой квартире господина Мэндэлла-младшего? Да еще и наряд умудрилась сменить — с белого плаща на черное пальто.
— Доброе утро, господин Мэндэлл, — боже, еще один? — Мэм.
На этот раз бородатый, невысокий и еще более упитанный швейцар (то ли итальянских, то ли греческих кровей) и тоже за пятьдесят, приложивший в почтении пальцы в белой лайковой перчатке к козырьку своей форменной фуражки.
— Доброе утро, Филипп.
Он не стал обнажать свою седую и очень кучерявую голову, сразу переключился на одну из створок входных дверей и раскрыл ее настежь перед особо почетными жильцами.
Ты впервые за это утро вздрогнула не от голоса и ощутимых воздействий человека за твоей спиной. В лицо, по ногам, да и вообще на всю тебя обрушилось оглушительным ударом холодного обжигающего воздуха, какофонией смешанных и очень громких звуков, и движением — беспрестанным движением всего и вся… Это был самый мощный залп из всех возможных орудий, которым тебя встретил внешний мир — слишком неожиданный и резкий, слишком сильный и буквально забивающий.
Не удивительно, что ты замерла перед распахнутой дверью, будто тебя на самом деле контузило и пригвоздило к месту. Ты не только забыла, как выглядит жизнь огромного мегаполиса, ты успела забыть, что когда-то жила там сама, по крайней мере умела и хотела жить.
Два дня, господи, всего два дня… а ты чувствуешь себя, как тот дикарь, которого привезли с заповедных островов в большую цивилизацию абсолютно чуждого для тебя мира странных людей.
— Эллис… — давление ладони на твоей спине усилилось, как и тепло поддерживающей-окутывающей тени, как и глубина проникновения звучного голоса Мэндэлла-младшего, почти коснувшегося твоего ушка губами. — Что случилось?
Он издевается? Поскольку на шутку его вопрос явно не тянул.
Но ты и сама не понимала, что случилось, в том-то и дело. Так не должно было быть.
Почему ты так испугалась? Почему так безумно сильно потянуло обратно к лифту, через весь пролет огромной галереи фойе, наверх? Да, наверх. Туда, где так упоительно тихо и где тебе не надо ни о чем думать, достаточно только выпить одну нужную таблетку и сразу все пройдет.
— Эллис, ты меня слышишь? Машина ждет.
Опять щелчок пальцев? Или нужный набор слов с нужным давлением голоса по твоим парализованным участкам сознания? И ты словно прозрела и обрела прежний слух. Все это время ты смотрела вперед, в точку напротив, прямым взглядом — смотрела, но ничего не видела. Как и с оглушающими звуками — слышала, но ничего не понимала, что это, откуда и почему. А сейчас… Мир обрел свои живые, фактурные очертания, проступая знакомыми образами и предметами из самого же себя, как проявленный фотокадр на фотобумаге (только в этот раз в формате 3Д). И ты поняла, что все эти бесконечно долгие секунды (пять? Десять? А может целый час?) твои глаза держались мертвой хваткой лишь за один конкретный объект — конечный барьер (тупик?) в конце темно-красного туннеля из коралловой ковровой дорожки и длинного навесного козырька непромокаемого тента цвета бордо. Черный лимузин с тонированными черными окнами, у задней дверцы пассажирского салона — Джордан Крамер почти по стойке смирно. Человек, который умудряется смотреть на тебя, чтобы ты не ощущала и даже не понимала, что он смотрит (и следит, и наблюдает, и делает соответствующие выводы).
— Эллис… идем, — нет, рука на твоей спине тебя не подтолкнула, голос над ухом не напрягся и не наполнился царапающей дробью холодного свинца, но ты действительно сошла с места, практически не осознавая и не ощущая этого. И ты будешь еще очень долго разгадывать данную загадку, на которую так и не сможешь найти ответа. Как у тебя это получилось? Как у НЕГО это получилось? Неужели его нити обладали такой силой, и когда он успел прошить тебя ими до самого основания? Когда из этих моментов ты себя потеряла? Перестала быть Эллис Льюис…
Боже как громко и шумно. Почему такой сильный шум? Неужели так было всегда, а ты попросту раньше не обращала на это внимания? Так и хочется поднять руки и накрыть ладошками уши, а заодно закрыть глаза, остановиться, плюхнуться прямо на эту дорожку (не важно, как и на что, на колени, на попу или прямо на спину) и отключить все остальное. Вроде не тошнит, съеденный завтрак не подступает к горлу удушливым комом, да и голова не кружится в диком вихревороте. Тогда откуда такое странное состояние, будто тебя оглушили, перерезали в теле все сухожилия и суставы и вбили ржавыми гвоздями во все кости?
ebooksa