Слепящие лучи перламутрового свечения заливали огромную комнату сквозь полупрозрачную тюль единственного большого окна напротив кровати, в которой я сейчас лежала… совершенно одна. Видеть абсолютно незнакомые мне стены, двери, предметы мебели в горячих оттенках красных тканевых обоев, плотных непроницаемых оконных портьер цвета гранатового рубина и продолжать чувствовать, как мое тело просыпается вместе с усилившимся скольжением под кожей и по сердцу пережитыми ощущениями недавнего сна и твоих вчерашних манипуляций…
Сердечная мышца ожила за считанные микромгновения, сжавшись в жестких тисках судорожного спазма и тут же срываясь бешеной аритмией по венам, артериям и просыпающемуся телу. Кипящий напалм превышенных доз адреналина все-таки не смог до конца выжечь ледяные осколки застывшего в моих легких и внутренностях жидкого азота неумолимой необратимости — вернувшийся в десятикратном размере пробудившийся страх. Мне хотелось привстать, отползти еще глубже и дальше к спинке большой кровати, натянуть до самого подбородка темно-бордовое атласное покрывало, словно оно могло стать для меня в эти минуты настоящим защитным барьером от всего увиденного, испытанного и от того, что до сих пор скользило по моей коже, перенапряженным мышцам и сомлевшему сознанию. Что продолжало стягивать стенки моего сердца ласковым захватом твоей невидимой ладони: "Я никогда не разжимал своих пальцев на твоем сердце… ни на секунду. И ты всегда это чувствовала… всегда. Я всегда был рядом…"
Боже, где я? И почему я здесь одна? Почему ты не отвез меня, как делал все время до этого, в мой номер в гостиницу? Что все это значит, черт возьми? И что это за комната, почему она так обставлена, словно предназначена для кого-то конкретного? Столько мебели и продуманных мелочей, она не похожа на стандартную комнату для гостей или тот же гостиничный номер. И почему у меня зашкаливает пульс с кардиодавлением, когда думаю обо всем этом, когда неотрывно разглядываю окружающий интерьер под эмоциональной атакой несовместимых для жизни чувств?
Бежевый и коралловый — почти белое и темно-кровавое… Светлое, нетонированное натуральное дерево в покрытии полов, панелей и в корпусной мебели с горячими глубокими оттенками красного в мягкой обивке, тканевых обоях и прочих элементах окружающего декора. Спальня и будуар? Я впервые видела такой шикарный трельяж с двумя боковыми створками зеркал выше человеческого роста от самого пола и туалетным столиком с дополнительными ящиками-тумбочками в одном комплекте. Он занимал почти всю стену от входной двери, расположенной как раз напротив изножья кровати. Вместо стула или кресла — невысокий бордовый пуфик, задвинутый под центральную нишу столика трельяжа. У противоположной стены, параллельно изголовью кровати и до крайней двери у окна, между прикроватной тумбочкой и ламповым столиком — что-то вроде мягкого уголка. На темно-вишневой замшевой обивке пухлого сиденья и невысокой спинки диванчика целый ряд декоративных подушек разного калибра и материала — от обычных гобеленовых и до кожаных. Часть из них, насколько я поняла, была убрана с кровати. И да, кровать…
На нее я обратила внимание почти в самую последнюю очередь, где-то сразу после окна и пола. За молочной тюлью с отливом слоновой кости с трудом просматривался реальный размер глубокой оконной ниши, но взгляд почему-то тянулся после вскользь "изученной" комнатной мебели именно к ней. Я поняла, что подоконник не только низкий, но и достаточно широкий, и возможно являлся частью комнатного интерьера в виде дополнительной "скамьи" или тумбы с крышкой-лежанкой. А еще мой взгляд постоянно возвращался к самому большому и яркому пятну спальни, к абсолютно гладкому, очень светлому однотонному паркету, от которого отсвечивал большой блик окна. Темный, почти бордовый красный, воздействовал на сознание успокаивающими тонами домашнего тепла и уюта, в то время как этот огромный "зеркальный" портал "белого" вызывал странные ассоциации с чем-то скользким, очень твердым и неприятно холодным. И никаких платяных шкафов или комодов (огромный камин в стене, противоположной окну не в счет, тем более я так и не успела его изучить за эти минуты). Правда наличие еще двух дверей: у окна и рядом с кроватью — давало ложную надежду, что все выглядит далеко не так, как преждевременно рисует шокированное воображение.
И возможно я здесь не надолго, ты просто решил оставить меня переночевать в этой квартире. На вряд ли эта комната и это исключительное ложе предназначались для кого-то конкретного когда-то или… сейчас. Хотя не знаю, что хуже: думать, что в ней кто-то быть может уже жил до меня или… я первая, кому она предназначалась по праву, как и сама идея ее появления на свет.
И, да… кровать. Нет, не двуспальная, но полуторная, на ней спокойно поместятся и двое человек, только я поняла, что проспала на ней всю ночь (а быть может и большую часть утра) совершенно одна. И сейчас, интуитивно приподнимаясь и все-таки отползая к высокой резной и очень прочной спинке из натурального махагони, я слишком хорошо ощущала под собой идеально ровный и упругий матрац. Ни единой погрешности: ни ямок, ни продавленных участков или неожиданных впадинок с нервным скрипом ослабевших пружин — тело испытывает тот же приятный комфорт и удобство, когда в салоне мягкой мебели присаживаешься или ложишься на совершенно новую кровать или диван. Успеть осознать, что я была первая, кто спал на ней, но не принять до конца данного факта в свой шокированный разум, поскольку взгляд непроизвольно поднялся вверх по одному из металлических столбиков-ножек. И что-то мне подсказывало, что это не полый алюминий, поскольку все четыре кованные "опоры" держали прямо над моей головой прочную металлическую раму возможно из латуни или бронзы, предназначенную далеко не для балдахина или занавесок. Если до этого декоративные кольца на ножках кровати не успели вызвать во мне каких-то конкретных ассоциаций, то их более крупные собратья, приваренные к нескольким металлическим перекладинам в нескольких футах над моей макушкой заставили мое сердце пережить очередной мини-инфаркт.
Меньше минуты назад мое всплывшее из сладкой анестезии пережитого сна абсолютно нагое тело балансировало в тепле прогретого воздуха комнаты и собственной подскочившей температуры. Сейчас же лед тех осколков, что засел при пробуждении в глубинах моих внутренностей заиндевевшей коркой дурного предчувствия, рванул изнутри обмораживающей шрапнелью, стягивая кожу и даже кости царапающими кристаллами ожившего ужаса.
Я действительно проснулась? Может я все перепутала? Это не могло быть реальностью и уж тем более продолжением вчерашнего дня. И вся эта гребаная крепатура в мышцах, как и болезненные вспышки по телу при движении не могли быть следствием твоих вчерашних пыток или… как ты называешь то, что творишь со своими нижними — тематическими сессиями? Если ты действительно так меня бил и так… трахал, боль должна была быть намного сильнее. Она должна была уже перекрыть другую, ту, которую я еще боялась вспоминать или, вернее, воскрешать, но которая уже подбиралась к оцепеневшему сердцу с каждой пройденной минутой, проведенной в этом месте, с секундами твоей треклятой реальности, заполняющей мои вены и легкие очередным ворвавшимся в память мгновением пережитого наслаждения и выедающего кошмара.
Так это все было правдой? Мне снилось совсем другое, но только не то, что теперь горело на моей коже болезненными метками живых доказательств? Поэтому я так боялась откинуть с себя покрывало и взглянуть на то… что оставили твои девайсы и твои собственные руки? Я до сих пор тешила себя иллюзиями, что такого ни с Алисией Людвидж, ни уж тем более с Эллис Льюис никогда не могло случится? Это же дико и нелепо. Этого не может быть… Ты не можешь быть тем, кем был вчера. Даже абсолютно мне незнакомым президентом "Глобал-Вижн" Дэниэлом Мэндэллом-младшим. Боже… я ведь на самом деле тебя не знаю и никогда не знала. Кого же я тогда любила… и кто теперь держал мое сердце в своих ухоженных пальцах с показным равнодушием? Чьи нити тянулись к моим свежим ранам, вспоротым нервам и расколотому сознанию? Кто продолжал меня убивать и одновременно поддерживать остатки моей тлеющей жизни в моем теле своей индивидуальной системой жизнеобеспечения?
И готова ли я в ближайшие минуты погрузиться в этот ужас всей своей растерзанной сущностью, шокированным разумом и сопротивляющейся памятью? Здесь, сейчас, одна? Сколько нужно часов, чтобы окончательно сойти с ума?
Я не знаю… может я находилась в состоянии глубокой контузии или уже была готова к полному и бесповоротному срыву в вязкую клоаку подступающей паники? Поэтому я ничего не расслышала перед последовавшим звуком приглушенного щелчка в дверном замке? Сколько прошло минут после моего пробуждения и сколько мне их не хватило, чтобы успеть все вспомнить или хотя бы сопоставить увиденное с происходящим и случившимся? Никаких шагов за несколько мгновений до этого за резной панелью тяжелой массивной двери из натурального красного дерева напротив изножья кровати, всего в нескольких футах от ее ступеней-платформы (да, она еще и возвышалась над всей плоскостью пола комнаты как минимум на целый фут). Хотя в памяти и по коже скользнуло тенью осязаемой вибрацией звонкого эха — соприкосновения подошв твоих лакированных туфель с плиткой или вощеным паркетом длинного коридора. Да, ты нес меня, я это слышала, мое тело это чувствовало… Только когда это было (а может только еще будет)?
А сейчас?.. Сейчас я панически вжалась в спинку кровати, даже не успев как следует разглядеть окружающую меня комнату, последний ее "угол", часть которого занимало единственное здесь кожаное кресло классического английского стиля честер, и которое как раз и располагалось ближе всего к открывающейся в спальню двери. И кого я вообще собиралась увидеть? Я же почувствовала именно твою усилившуюся тень, ее удушающее скольжение по моей коже и в горле еще до того, как ты повернул ручку и толкнул дверную панель внутрь помещения.
Откуда ты узнал, что я только что проснулась? И почему мне так страшно: до смерти, до нестерпимого желания зажмуриться, сжаться/забиться в угол кровати, но лишь бы не пересекаться с бездушной бездной засасывающей тьмы твоих нещадных режущих на живую глаз. Меньше секунды… полная остановка сердца до и после… Не успеваю вдохнуть воздуха в последние мгновения.
Я абсолютно ничего не успеваю, особенно понять, что со мной происходит, чем меня кроет на грани обморока — шоком, страхом, острой болью под клинками твоего взгляда или… головокружительной радостью? Это действительно ты. Ты пришел? Ты не оставил меня здесь одну наедине с собой и моими кошмарами. И я действительно спятила, если радуюсь этому. Радуюсь приходу и появлению собственного палача. И меня на самом деле парализует противоречием собственной реакции, от которой проще скончаться на месте, чем ощущать ее выбивающие нахлесты по обнаженным нервам и разорванным шрамам моей кровоточащей сущности.
Это все неправильно, так не должно быть. Я же не в темном, грязном подвале, меня никто не приковывал неподъемными цепями к бетонным стенам и не угрожал смертью или лишением какой-нибудь части тела ножом у горла. Тогда откуда этот выедающий страх? Почему я так тебя боюсь, будто от любого моего неверного движения или слова я получу штрафную санкцию в виде тяжелого удара кулаком по лицу или в живот? Я же ясно понимаю и осознаю, что ты никогда этого не сделаешь, ТЕМ БОЛЕЕ ТЫ. Или я знала, что физические меры наказания — это не твоя фишка? Твои методы воздействия намного изощреннее и изысканнее и всегда бьют на поражение куда сильнее, больнее и точно в цель. Мне не нужны дополнительные десять лет, чтобы это понять и прочувствовать на молекулярном уровне — мне с лихвой хватило последних недель прожитых в твоем проклятом городе рядом с тобой, под прицелом твоей вездесущей тени и всевидящих глаз… в эпицентре твоей гребаной тьмы.
И мне достаточно всего одного соприкосновения с твоим взглядом, скользнувшим ледяными гранями острейших клинков по тонким стенкам моих артерий и сомлевшего сердца, чтобы увидеть, ощутить и мгновенно осмыслить, что происходит — что ничего не изменилось. Все, что было в эти дни и тем более то, что было вчера — все это чистейшая правда. Кем ты был все это время и кем оставался до сего момента.
— Выспалась? — у меня окончательно перехватывает дыхание тугим жгутом непредвиденной асфиксии, и остановка сердца с притоком запредельных доз адреналина угрожают ближайшим разрывом сердечной мышцы в клочья, а ты… как ни в чем не бывало пересекаешь все расстояние от открытой настежь двери спальни к изголовью кровати. Неспешная размеренная походка статного аристократа в безупречном костюме индивидуального пошива — мокрый асфальт с антрацитовым отливом? Ты всегда ходишь только в строгих двойках или тройках не зависимо от времени суток и места нахождения? Или здесь и сейчас для тебя это не часть обычного выходного утра/дня? Это продолжение вчерашнего вечера, да? Того, ради чего ты меня сюда… "заманил"? Одна из тысячи частей-актов твоей тематической сессии длиною, глубиною и несоизмеримыми масштабами реанимированной твоими руками кроваво-огненной вселенной?
Я опять совершенно и ни черта не успеваю. Слишком мало времени после пробуждения, слишком мало собственного восприятия и понимания происходящим, ничтожно мало осмысленных чувств и взвешенных воспоминаний. Ты заставляешь меня реагировать на чистых и голых инстинктах, не позволив проанализировать и понять, что же я к тебе должна испытывать после произошедшего, не дав определиться с моими эмоциями и желаниями к тебе с помощью пережитых моментов последних событий. Ты отобрал у меня даже это — право на выбор моего отношения к тебе и ко всему, что ты со мной делал.
— Ты слишком напряжена… — какое тонкое замечание, господин Мэндэлл-младший. Такие вещи должны быть для вас более чем очевидны.
ebooksa