Да, сожги меня, поглоти меня, уничтожь, быстро, молниеносно и безболезненно, чтобы завтрашний день не сделал это за тебя, превратив в соляной столп абсолютного отчуждения и скованной боли. Не останавливайся, не слушай меня.
Дай мне насладиться в последний раз жадностью твоих рук, жаром живого сильного ненасытного тела. Да, приподними меня за бедра, раздвинь мои ноги, прижмись каменным членом под тугой тканью штанов к моей киске, сильней. Надави на клитор, да, так. Имитируй толчки с погружением в мое влагалище на всю глубину, заставь меня захотеть этого по-настоящему, до остервенелого желания, до одури. Не останавливайся, я хочу почувствовать, как ты войдешь в меня, как твой член заполнит меня всю до основания, растянет и разотрет до сладких болезненных судорог стенки вагины… Глубже, ритмичней, жестче, с громким звуком удара-толчка, под протяжный крик с мольбой… Fuck. Да. Да, трахни меня.
— Дэн… нет, хватит. Пожалуйста, — разрываю безумный тлен поцелуя против собственной воли, сильней прижимаясь к его груди и животу, крепче обвивая руками за плечи и шею, цепляясь дрожащими пальцами в пьянящий шелк его волос… сжимая их чуть ли не со всей силы. О, боже. Чувствуя каждый мышцей и клеточкой его ответную реакцию, все его тело, его сводящие с ума движения. Его горячий рот с порывистым выстрелом дыхания на моей шее у плеча, дополнительной отдачей по всем эрогенным зонам, со стягивающей вспышкой внутри влагалища. Еще немного и я… точно кончу.
Да. Дэн. Я чувствую тебя. Всего. Ты мой, весь. В моих руках, во мне и на мне… ты все еще окутываешь и засасываешь меня своей наркотической сетью, набрасывая новые и более плотные слои неразрывного кокона единоличного собственника и господина. Твоя последняя метка. Самая сладкая и самая болезненная, раскаленным тавро в самое сердце моей сущности, ядовитым вспрыском в воздух моих легких, токсичной инъекцией в клетки моего мозга, в ДНК моей крови… Я люблю тебя. О, господи. Дай мне силы сказать это прямо сейчас.
— Боже, Элл… Эллис… девочка моя, — твоя грудь порывисто вжимается в мою при каждом новом мощном вздохе, грозясь раздавить мою собственную грудную клетку в мелкие щепки. Но мне почти не больно. Я дышу с тобой одним общим дыханием.
— Пообещай мне, сладкая моя… я хочу, чтобы ты сегодня ночью в своей постельке, перед тем как заснуть, думала обо мне… представляла, как я мастурбирую, наблюдая за тем, как ты ласкаешь свою киску. Ты сделаешь это ради меня?.. Ты пое**шь себя пальчиками вместо меня?.. Кончи ради меня несколько раз, малыш, думая обо мне… Пообещай, что сделаешь это. Что будешь обо мне думать…
Господи. Я больше не могу. Пожалуйста. Остановись. Замолчи.
Остановите пленку. Разбейте кассету. Сожгите ленту. Это больно… это больней, чем я думала.
Умоляю, Дэн, не надо… Я все сделаю, все, что ты не попросишь, только остановись… прекрати. Я хочу, чтобы это все закончилось… пожалуйста…
…Последний разрыв, самый болезненный… теряя не только ощущение твоих губ, их скользящее прикосновение, их подавляющий напор, их нестерпимую ненасытность, их первозданный грех и искушение сладкого порока в чистом виде. Поцелуй Дьявола… Метка Дьявола до самых макровселенных моего тела… Ты разжигал во мне костры неконтролируемой страсти только этими губами, они сводили меня с ума (и сводят до сих пор) каждым произнесенным словом, каждым прикосновением, каждым поцелуем — легким, ненавязчивым, невесомым, глубоким, жадным, голодным, засасывающим в водоворот откровенного сумасшествия… Шаг первый — твой первый запрет на право желать… желать что-либо… требовать… просить… умолять…
Последний разлом до самых основ, с треском, с внутренним гулким ударом набата… теряя ощущение твоего тела, твоих рук, объятий, прикосновения твоей обжигающей кожи, давления твоих мышц, необхватный живой гранит переминающегося рельефа совершенных форм… их движение, напряжение, накал с тугим натяжением волокон до болезненных микро разрывов… Я растворялась в твоем теле, оно поглощало меня всю, окутывало и стягивало смертельным удушливым коконом, но мне всегда было мало, я никак не могла им насытиться… его скользящей по мне кожей, его глубокими проникновениями, его безупречным естеством, доводящим меня до полного исступления и немощного безволия… Шаг второй — твой запрет на право думать… решать… иметь личное мнение… выбирать и изъявлять свою волю…
Конечный тупик. Стена… Две стены длинного черного коридора в никуда… по обе стороны — два черных туннеля… Прошлое и будущее? Твоя жизнь длиною в 10 лет. Вернуться не возможно… идти только в одном направлении, в сплошном мраке из липкой черноты, собственных страхов… босиком по осколкам твоей памяти, любви и боли… по пеплу наших общих фотографий, по золе обугленных, стертых в пыль останков нашей вселенной… Она не взорвалась… она не стянулась и не рассыпалась до нулевых атомов эфира… она просто умерла… остыла и застыла… мертвой неподвижной материей пустоты… твоей кроваво-черной бездной…
Шаг третий — твой запрет на право существовать… быть… дышать… жить… любить и… БЫТЬ ЛЮБИМОЙ…
Эллис… открой глаза… Я знаю, что ты не спишь.
ГЛАВА 13
Бл**ь. Как же мне плохо. Что я тут делаю? Меня же сейчас вырвет или того хуже (а может и лучше), хлопнусь сразу в обморок.
— Конечная, мэм. Будете выходить или… — полуседой кучерявый таксист (то ли итальянец, то ли грек) обернулся к стеклянной перегородке, с сомнением в черных прищуренных глазках зыркнув в мое застывшее серое лицо. — Или отвезти вас обратно?.. (например в больницу)
Ну, просто какая-то ирония судьбы. Конечная.
— А вы… можете меня подождать? — спрашиваю скорей на автомате. Подсознательный прагматик пытается выстоять под напором всесметающего течения эмоций, время от времени посылая в мозг сигналы, что он все еще здесь, страховка пока выдерживает.
Держать себя в руках, когда тиски закручиваются с каждым пройденным этапом все туже и сильней. А впереди еще хрен сколько часов. Меня же просто на просто сплющит и раздавит всмятку под этим прессом… Я же не доживу до конца этого треклятого дня. Как пить дать, не доживу.