Черная невеста

В этот раз она ушла, не оборачиваясь.

А он, к счастью, и не подумал ее окликнуть.

Платья привезли рано утром, и, проснувшись, Флоренс не сразу поняла, откуда в комнате появилось светло-зеленое пятно.

Горничные повесили платье на ширму, а рядом – все, что к нему прилагалось: длинные перчатки, легкую накидку, пояс и нижнюю сорочку. В комнате пахло пудрой, отпугивающей моль и прочих вредителей, и нежными цветочными духами – их использовала модистка, отчего этот аромат окутывал почти все в ее салоне.

Флоренс почувствовала себя так, словно у нее день рождения. В прошлом, в доме родителей, она знала, что в день рождения проснется и обнаружит подарок, что-то, предназначенное лично для нее. Голдфинчи жили скромно, но находили деньги на эти мелочи, настолько же милые, насколько бесполезные. В четыре года Флоренс получила куклу размером почти с себя саму, в пять – волшебный фонарь, который разбрасывал вокруг звезды и луны, в шесть – маленькую плюшевую таксу в коробочке-кроватке, настолько искусно сделанную, что казалась живым щенком, а в семь… В семь она не получила ничего, потому что дядя Силбер не посчитал нужным запомнить день рождения племянницы.

Конечно, платье было не совсем подарком и не совсем от чистого сердца, скорее что-то вроде сопутствующих расходов, но Флоренс всплакнула, а за завтраком поблагодарила дядю. Тот непонимающе посмотрел на нее поверх газеты, покачал головой и ничего не сказал.

Платье, конечно, пришлось примерить еще раз: убедиться, что швеи все сделали правильно. Нежно-зеленый, как апрельские листочки на деревьях, шелк был прохладным и почти невесомым. Розалин ахнула и заставила Флоренс сесть перед зеркалом. Прямо в платье.

– Не бойтесь, мисс, ничего ему не сделается, – заверила она, доставая из шкатулки гребень и россыпь невидимок. – А вот попробовать соорудить на вашей голове что-то приличное, чтобы посмотреть, как вам пойдет прическа, нужно непременно!

И Флоренс просидела так почти полчаса, а напротив нее в зеркале снова была какая-то незнакомая леди: в прекрасно скроенном платье, отделанном бисером и узкой кружевной лентой, с присобранными локонами цвета красного золота, со сверкающей заколкой – маленькой остророгой луной из серебра, которую Розалин откуда-то принесла, ойкнув и оставив Флоренс наедине с отражением на несколько минут. Когда Розалин вернулась, вслед за ней в комнату вошла леди Кессиди.

– Что же, – сказала она, окидывая Флоренс цепким взглядом. – Свои деньги эти дамы отработали. Переодевайся. Завтра я найду вешалку под него и чехол, чтобы не хранить в шкафу.

Выходя из комнаты – уже в одном из своих обычных платьев, светлых, чуть поношенных и отставших от моды, – Флоренс бросила еще один взгляд на ширму. Платье висело там, напоминая, что до бала меньше недели. Все, что ждало дальше, сейчас казалось Флоренс горным хребтом, скрытым за туманом. Что-то там определенно было, но что?

Она развернулась на каблуках и вышла, закрыв за собой дверь.

Через час они с леди Кессиди и кузинами должны были быть на уроке танцев – решили посетить парочку, чтобы освежить в голове последовательность фигур.

В пансионе Флоренс танцевала – нечасто, в паре с другими ученицами, потому что танцы были чем-то вроде еще одной девичьей добродетели. Благородные леди должны были уметь и на балу себя вести, и в расходных книгах разобраться, если придется. Как бы Дженни ни язвила сегодня по пути на урок, Флоренс кое-что умела – и даже неплохо.

А в том, что Дженни будет язвить, Флоренс не сомневалась.

Дженни не язвила. Она вообще была предельно мила, словно одного строгого взгляда леди Кессиди хватило, чтобы ее приструнить. Всю дорогу до класса Дженни щебетала о погоде – о том, что август удивительно теплый, но не жаркий, и еще немного о модных танцах. Казалось, она пыталась вспомнить их все.

Матильда реагировала на сестру с внимательной вежливостью: ей явно хотелось побыть в тишине, но не поддержать разговор, в который ее втягивали, она не могла. Флоренс молчала. Она все еще чувствовала себя опустошенной и усталой.

Конец лета и правда был очень теплым и ярким. И Августа, большой и шумный город, нежилась в лучах солнца – оно уже становилось другим, по-осеннему сдержанным. Флоренс, которая впервые провела все лето здесь, среди улиц и парков, полных людей, видела, как начали меняться наряды: платья становились плотнее, нежные ткани сменялись сдержанно яркими, а еще казалось, что людей стало меньше.

Леди Кессиди сказала, что многие разъехались после того, как отгремел летний сезон, устав от суеты города, и теперь вернутся только ближе к зиме.

Флоренс не знала, где она будет зимой.