– Кромвель играл? – сказала я. Это был вопрос. Вопрос о том, как это вышло.
– На прошлой неделе он спросил, сможем ли мы. – Мама судорожно вздохнула. – Он играл изумительно. Если бы Истон слышал…
– Он слышал, – заявила я. Мама улыбнулась сквозь слезы. – Сегодня он был там и смотрел, как мы с ним прощаемся.
Мама погладила меня по голове.
– Нужно отвезти тебя обратно в больницу, деточка.
На меня разом накатило уныние, но я знала, что мама права. Мне нельзя отлучаться из больницы надолго. Я надела куртку, и мама проводила меня в машину. Но когда мы тронулись с места, я вдруг поняла, что мне нужно кое-куда попасть. Что-то звало меня назад.
Мое сердце хотело в последний раз навестить свой старый дом.
– Мама? Мы можем сначала заехать на кладбище?
Мама улыбнулась и кивнула: она понимала, каково это – быть сестрой-близнецом. Мы с Истоном были неразлучны, и даже смерть этого не изменит.
Мы приехали на кладбище, и мама повезла меня к могиле Истона. Когда мы подъехали ближе, я увидела, что под деревом, возле которого была могила, кто-то сидит. Шуршали сухие листья, а в кроне дерева пели птицы.
Горчично-желтый и бронзовый.
Очевидно, услышав мамины шаги и скрип инвалидного кресла, Кромвель поднял голову. Он вскочил и сунул руки в карманы.
– Простите.
При звуках его хрипловатого голоса я закрыла глаза, сразу стало теплее от его сильного акцента. Я подняла веки в ту секунду, когда Кромвель проходил мимо. У меня не было плана, поэтому я последовала велению сердца: схватила Кромвеля за руку.
Юноша замер как вкопанный, глубоко вздохнул и посмотрел вниз, на мою руку.
– Не уходи, – прошептала я.
У него заметно расслабились плечи.
– Оставлю вас вдвоем, – сказала мама. – Я буду в машине. Дай знать, когда будешь готова отправиться в больницу.
– Я могу отвезти Бонни.
Мама вопросительно посмотрела на меня. Я кашлянула.