Мечта для нас

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я не помню новые аккорды.

Я поднялся с табурета и встал за спиной у девушки.

– Сдвинься вперед.

Бонни выгнула шею и посмотрела на меня снизу вверх. У нее расширились зрачки, и все же она сделала, как я просил. Я сел позади нее.

Она все еще была недостаточно близко, и тогда я обнял ее за талию и подтянул ближе, так что ее спина прижалась к моей груди. Бонни удивленно ахнула.

Мои голые руки легли поверх ее рук, татуировки казались яркими вспышками на фоне белых рукавов ее джемпера. Я почти уткнулся подбородком в ее плечо и услышал ее резкий вдох – он походил на красно-коричневую вспышку.

– Руки наготове, – сказал я и покосился на ее обнаженное плечо, оказавшееся совсем рядом с моими губами. Кожа Бонни покрылась мурашками, уши покраснели, и я почувствовал, как уголок губ сам собою ползет вверх.

– Играй. Когда мы дойдем до бриджа, я помогу.

Бонни заиграла и снова запела. Печальные слова песни омывали меня теплым дождем, и каждое из них было словно удар кинжалом в сердце. Фиолетово-синий цвет ее голоса пронизывал мое тело, взлетал и опадал, как линия на кардиомониторе.

Когда Бонни дошла до бриджа, я накрыл ее руки своими. Девушка вздрогнула, но я продолжал двигаться, направляя ее пальцы. Мы сыграли мелодию трижды. Наконец рука Бонни соскользнула с гитарных струн.

– Поняла? – спросил я. Голос звучал хрипло, и виной тому была близость Бонни. Ее маленькое тело идеально вписывалось в изгибы моего, как кусочек пазла, вставший на место.

– Да, думаю, да.

И все же ни один из нас не двигался. Не знаю почему, но я все сидел на табурете, а Бонни Фаррадей прижималась к моей груди. До тех пор, пока…

– Кромвель? – Голос Бонни нарушил уютное молчание. – Ты ведь можешь сыграть все, что угодно, да? И для этого тебе не нужно ни учиться, ни тренироваться, ты просто видишь музыку и умеешь играть все, что захочешь. – Она повернула голову, и ее губы почти коснулись моих. Девушка пристально посмотрела на меня. – Тебя ведут цвета.

Я вспомнил, как впервые прикоснулся к музыкальному инструменту. У меня перед глазами точно широкая, ровная дорога танцевали цвета, и мне оставалось лишь следовать за ними. Я кивнул. Бонни вздохнула.

– Ты не мог бы… сыграть мою песню?

Не отрывая взгляд от моего лица, Бонни нащупала мои руки, сжимающие гитару, и потянула к струнам, а потом снова откинулась мне на грудь.

– Пожалуйста, сыграй для меня.

Она выглядела усталой, тело, прижавшееся к моей груди, обмякло, голос еле звучал. Я пошевелил пальцами. Обычно я не играл на гитаре, но Бонни права: это не имеет значения. Я могу просто сыграть.

Мои руки знали, как двигаться.