Вспомни меня

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я приготовила слишком много, – объясняет Виви. – И к тому же я всегда беспокоюсь, что вы питаетесь как холостяки, когда меня нет рядом. Если бы я оставила вас на собственное попечение, вы бы, вероятно, жили на одной куриной лапше «Кэмпбелл».

Через несколько минут мы сидим за столом, а перед нами большая порция сырной лапши. Папа улыбается и говорит больше, чем обычно. Оставшаяся часть его послеобеденных изъятий воспоминаний, должно быть, прошла спокойно. А может быть, он в хорошем настроении, потому что думает, что все между нами наладилось и вернулось на круги своя. Как будто нормальные отношения снова возможны.

Я молчу изо всех сил, сосредоточившись на еде, и говорю только тогда, когда ко мне обращаются. Я слишком боюсь, что проболтаюсь, о том, что знаю, и о том, что с мамой случилось нечто плохое и кто-то пытается это скрыть. Я уже собираюсь вставать из-за стола, извинившись, что должна отлучиться, как вдруг раздается стук в дверь.

Виви и папа обмениваются взглядами.

– Я открою. – Виви встает и проходит мимо меня. – Это может быть мой брат.

Я напрягаюсь. И папа тоже.

Виви включает свет на веранде, и с прихожей доносятся голоса – женские голоса. Слава Богу, это не мэр. Напряженные плечи отца опускаются.

– Она ничего нам не сказала об этом. Мы как раз на середине ужина, – говорит Виви, в ее голосе слышится раздражение. – Но опять же, это наша Люси.

Я кошусь в направлении входа в дом, будто это как-то поможет. С кем говорит Виви?

Раздается высокий смех. Я знаю этот смех, но не могу точно вспомнить, кому он принадлежит.

– Может, я перепутала день. Я, наверное, пойду…

– Нет, нет. Заходи. Она на кухне. Клянусь, она бы и собственную голову могла забыть, если бы та не была прикреплена к шее.

Виви появляется в дверях кухни, держа здоровую руку на талии и уставившись на меня недовольным взглядом.

– Пришла твоя подруга, – говорит она, приподнимая бровь. – На ночевку.

Моя кто?

Виви отходит в сторону, чтобы продемонстрировать Мануэлу, стоящую прямо перед кухней с большой спортивной сумкой, перекинутой через плечо, и взглядом, который можно описать только как торжествующий.

– Привет, Люс! Я не перепутала день?

Она сменила свои обрезанные джинсовые шорты на свободный комбинезон и простую белую футболку. Волосы заплетены в две косы, спускающиеся по плечам, а губы накрашены бледно-розовым, а не привычным ярко-красным. Из-за этого она выглядит моложе, но ее улыбка – это улыбка той самой Мануэлы с красной помадой на губах. Она ловит мой взгляд, и ее ухмылка превращается в нечто лукавое.

– Я могу поклясться, ты сказала мне, что хочешь, чтобы я сегодня осталась с ночевкой. Помнишь? То есть я могу уйти, но мне так хотелось с тобой встретиться. Прошло столько времени. – Она улыбается во весь рот, когда лезет в сумку и достает оттуда стопку журналов. – Я принесла лак для ногтей, журналы, снэки и так далее! – Она делает паузу, потом надувает губы. – О нет, я ведь правда перепутала дни, да? Вот черт, прости. Какой облом.

Если бы я не знала ее лучше, то бы решила, что она искренне расстроена, но в ее темных глазах вспыхивает коварный огонек, которому я не верю ни на секунду.