Ангелотворец

Подлодка заваливается набок от очередного подводного пинка, и Эди подбрасывает вверх. Фрэнки успевает схватиться за дверную раму; они вдруг оказываются почти вплотную друг к дружке. Эди кивает.

– Не сомневаюсь. Если у врага не кончатся снаряды.

– Лодка весьма прочна. Даже поразительно прочна. Но не до такой степени. Она не выдержит многократных сотрясений, корпус просто треснет.

Фрэнки вглядывается в пустоту, будто воочию видит, как ширятся многочисленные трещины.

Эди, хоть и не имеет математического дара, склонна с ней согласиться. В стонах «Купары» появился характерный надрыв: отчаянные, резкие звуки кажутся куда более зловещими, чем колокольный гул, который она издавала несколько минут назад, когда разорвался первый снаряд.

– Что ж. Стало быть, мы умрем.

Фрэнки Фоссойер недоуменно смотрит на нее.

– Это совершенно ни к чему, – наконец произносит она. – Преступное расточительство! Нам еще многое предстоит сделать. Boff! – Она всплескивает руками, как бы возмущаясь, что ей приходится иметь дело с неразумными людьми. – Я этого не допущу. Будьте добры, идемте за мной, Банистер.

Поскольку ничего другого ей не остается (кроме как в одиночестве ждать, когда ее поглотит ледяная пучина), Эди послушно идет следом.

Фрэнки невелика и проворна, а Эди – в форме, которая на судне Аманды Бейнс что-то да значит, поэтому они без труда продвигаются сквозь мешанину перепуганных орущих мужчин, пытающихся совладать со страхом. Кроме того, ни одному из матросов не придет в голову спускаться туда, куда они держат путь. Именно оттуда доносится странное зловещее пение – из шифровальной «Купары». Фрэнки открывает дверь и входит.

Рескианцы молятся. Шифровальная машина отключена – очевидно, сейчас в ней нет необходимости, – поэтому они стоят на коленях перед ней, лицом друг к другу, чтобы не сложилось впечатление, будто они поклоняются машине (поскольку это совершенно не так), и поют. Их молитва похожа на григорианские распевы, монотонные и печальные. Здесь, в одном помещении с поющими, Эди разбирает слова и понимает, что это молитва об умирающих.

Услышь нас, Господи, избави нас от кончины постыдной, скоропостижной, без покаяния, ибо нет покаяния после смерти. Помилуй нас, Господи.

Она содрогается. Ничто так не наводит на мысли о неотвратимости смерти, как религиозные тексты.

– Eh, bien, – хлопает в ладоши Фрэнки Фоссойер. – Ça suffit. Довольно. Есть работа.

Рескианцы умолкают и не без досады поднимают взгляды. Фрэнки, в свою очередь, раздражает их нерасторопность. Она хватает ближайшего монаха за щеки и орет ему в лицо:

– Подъем! У нас. Есть. Работа. За дело!

То ли они приняли ее внезапное появление за ответ на свои мрачные молитвы, то ли, при всей их честности, рескианцы – просто люди, которым тоже хочется отвлечься от мыслей о смертоносной пучине и бесконечного буханья вражеских бомб над головой… Все они моментально встают, и Мокли спрашивает, что нужно делать.

– Эта ваша штука… – Фрэнки указывает на шифровальную машину. – Она нагревается?

– Да, – отвечает Мокли.

– Как вы ее остужаете?