Ангелотворец

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне нужна помощь, – с порога говорит Джо, и его напряженный тон заставляет Боба Фолбери мгновенно помрачнеть.

– Надеюсь, ты не нарушал закон?

– Ко мне приехали приставы, Боб, и иные представители власти.

– Продажные чиновники?

– Целое стадо.

– Прах их забери! Моль поест их, как одежду, и черви пожрут их, как шерсть, а правда твоя пребудет вовек. Это из Библии, Джо. Знаешь, я всегда считал, что здесь Господь имел в виду сборщиков податей и таможенников.

– Спасибо, Боб. Это Полли, – неловко представляет свою спутницу Джо; мистер Фолбери тут же выпячивает грудь на офицерский манер и протягивает ей руку.

– И мне очень приятно с вами познакомиться, мисс Полли. Боб Фолбери, привратник дома искусств. А вы кто будете – мастерица, мучительница или муза?

– Всего понемногу.

Мистер Фолбери улыбается.

– Значит, муза. Муз я люблю больше всего.

Он ведет их за собой по коридору, гордо демонстрируя гостям владения: обшитые деревянными панелями стены, картины кисти Брюнеля и Бэббиджа по соседству с работами менее именитых (но не менее талантливых) акварелистов, старинные чертежи и страницы древних математических книг. Экспонаты в «Гартикле» необычные, вещает он, многие изготовлены вручную или потеряли хозяев, а некоторые – все сразу. Да и само здание особенное, каких только нововведений здесь нет! И пневмопочта викторианских времен, и канализация Томаса Твайфорда, и раздвижная крыша на третьем этаже флигеля, чтобы наблюдать за Луной. Имеется тут и старинная охранная система с тревожными кнопками в основных залах, хотя даже Боб Фолбери опасается ею пользоваться.

– Вы, должно быть, пришли к старой Людоедке? – осведомляется Боб. – Она сейчас пишет монографию о своих зубах.

Сесилия Фолбери – гордая обладательница обширной коллекции вставных зубов, в том числе старинных. Жемчужина коллекции – заводная челюсть, изготовленная по заказу моряка, которому пушечное ядро оторвало часть плечевого нервного сплетения, из-за чего он утратил способность жевать. Сие наводящее ужас стоматологическое собрание занимает в «Гартикле» отдельную комнату, и именно ему Сесилия обязана своим жутким прозвищем, которое она любит оправдывать, украшая себя по настроению теми или иными экспонатами коллекции.

Боб Фолбери, судя по всему, находит эту причуду жены самобытной и очаровательной.

– Мне нужны вы оба. И еще проигрыватель грампластинок.

– Что ж, мы к твоим услугам! Пойду раздобуду патефон?.. Чертовы сборщики податей! Прах их забери! – Затем он бросает взгляд через плечо в обшитый деревом коридор и кричит в темные, обшитые деревом недра фонда: – Дорогая! Споркыш пожаловал!

Раздается вопль, будто тромбонистку ущипнули за мягкое место во время увертюры, а затем – зычный рев, исторгаемый парой пожилых женских легких.

– Так-так, да не стой ты в дверях, заходи! Все тепло выпустишь, а это – вопиющее нарушение нашей экологической политики, не говоря уже о том, что я умираю от холода!

Сесилии – могучей, как гора, и в серебряном шлеме седых волос – по-прежнему не видно за полуприкрытой дверью, однако глас ее разносится по всему дому искусств.