Теперь волчицу удерживала не столько привязанность и страх перед неизвестным, сколько магия Катона, которую она чувствовала все лучше. Стелла вот уже как несколько месяцев жила с ощущением этой магии, которая касалась ее, точно ветер, и следила, когда этого не мог сделать Катон. Если бы он хотел удержать ее по-настоящему, то заставил бы принести клятву и выпить его кровь, чтобы стать полноценной частью Дикой Охоты и навсегда перестать быть человеком. Стелла не понимала, почему он не настаивал, но была рада этому.
Катон просто злился, что Охота медленно теряла свое влияние, не выносил Третьего, возрождавшего доверие других, и Карстарса, запершего их в этом мире посредством проклятия. Никто не говорил Стелле об этом, она просто знала, как и то, что стоит лишь переждать бурю в душе Катона, чтобы он вновь стал тем, кто спас и любил ее все эти годы.
Однако что-то внутри нее скреблось, будто хотело, чтобы Стелла не ждала этого.
В детстве она ждала, пока Катон перестанет срываться на нее за беспорядочную смену обличья. В юности ждала, пока другие Охотники перестанут ей надоедать, оставят в покое и дадут спокойно заниматься своими делами. Теперь ждала, когда Катон перестанет говорить, что Дикая Охота получает только лучшее.
Поначалу Стелла думала, что это даже комплимент, но со временем поняла, что не следует верить комплиментам Катона: они остры, как нож, и опасны, подобно яду. Он не человек, не сигридец – иная сущность, внутри которой копилась ненависть к сигридцам, ведь именно из-за них Катон и Охота застряли в этом жалком мире.
Стелла устала понимать так много, особенно из-за того, что совсем ничего не понимала. Она узнала о мире достаточно, чтобы осознавать: ей никто, кроме Охоты, рад не будет. Даже если бы девушка осмелилась и сбежала, ей некуда было идти. Может, она и сумеет отбиться от тварей, но не от жителей деревень, крепостей и городов. Она знала, что таких, как она, называют чудовищами.
– Любуешься? – произнес кто-то за спиной. – Можешь попробовать почесать за ухом, ему это нравится.
Стелла резко обернулась и столкнулась с проницательным взглядом Третьего сальватора. Его рыцаря рядом не было.
– Смотрите-ка, – продолжил сальватор, приподняв уголки тонких губ в улыбке, – ты ему понравилась.
Стелла скосила глаза на коня: он действительно вытянул шею в ее сторону, но не для того, чтобы попытаться откусить голову. Его нос касался ее взъерошенных волос и втягивал воздух, будто чувствовал аромат, уловимый лишь им одним.
– Я не знал, что в Охоту принимают женщин, – проговорил Третий сальватор, быстро стягивая кожаные перчатки и пряча их за поясом. – Или ты забрела сюда случайно и хотела украсть моего Басона?
– Мне не нужно красть лошадь, – тихо, но яростно ответила Стелла.
– Правда? От тебя за лигу разит страхом и желанием сбежать как можно дальше. Тебе точно не нужна лошадь? Думаю, я могу убедить Катона подарить тебе одну. Как доказательство верности нашей клятве.
Стелла изумленно захлопала глазами.
– Что?
– Ты прекрасно меня слышала.
Разумеется, она его слышала, но поверить в это с первого раза оказалось слишком сложно. Чтобы Катон согласился принести клятву Третьему?.. Это было выше понимания Стеллы, а ведь она уже понимала достаточно.
– Согласно одному из условий, – продолжил сальватор, подойдя ближе и проведя ладонью по вздымающемуся черному боку коня, – он не трогает моих людей, а я не трогаю его людей. Или не совсем людей. Как тебе удобнее. Считаю, что это отличное условие.
Оно соблюдалось и раньше, но не так ревностно, как думала Стелла. И все равно она не понимала, зачем сальватор заговорил с ней об этом. Девушка не была посвящена в дела, которыми занимался Катон, и не знала о решениях, которые он принимал во благо Охоты.
– Знаешь, – сальватор вдруг наклонился к ней, и Стелла ощутила его ровное дыхание на своем лице, – когда я коснулся Катона, то прочитал все его время. Я видел, на что он способен, и знаю, что он делал. С Охотниками, другими людьми, с тобой. И я знаю, что ты не связана с ним клятвой на крови. Так почему ты еще здесь?