– Она – сама невинность, – сказала Амма. – У этой девушки золотое сердце. Чистое золото.
– Да, она очаровательна, – с улыбкой согласилась Падма.
– Она такая грустная, – заметила Бутту. – Это потому, что она такая черная?
Амма рассмеялась, а когда мы с удивлением посмотрели на нее, сказала:
– Что такого? Если бы Велли была сейчас с нами, она бы рассмеялась первой.
Возможно, так и случилось бы. Но, как говорится, две лжи правду не сотворят. Амма подавала Бутту дурной пример. Смеяться и быть счастливым – это замечательно, однако Усовершенствованные несли на себе некоторые обязательства и могли радоваться только по поводу правильных вещей.
Падма объяснила мне, что на самом деле Бутту хотела узнать, потому ли грустила Велли, что она не была Усовершенствованной? Во время их поездки в США, Бутту замечала, что большинство афроамериканев не были Усовершенствованными, и она сделала вывод, что это связано с цветом кожи. У Велли она тоже была темной, поэтому…
Я поймал взгляд Падмы в зеркале заднего вида, ее натянутая улыбка словно говорила: "Ты правда считаешь, что я воспитываю ее расисткой?"
– Нет, Бутту, – я обнял дочку. – Велли грустит, потому что ей пришлось покинуть нас. Но теперь она с надеждой смотрит в будущее и ждет, когда мы снова увидимся.
Я тоже смотрел в будущее, а не в прошлое. Откинувшись на спинку сиденья, я слушал радостное щебетание сидевших впереди женщин, наслаждался этими мгновениями, возможностью обнимать дочь, переглядываться с женой – я до сих пор не привык к тому, что Падма была моей бывшей женой, – и вдруг меня посетила мысль, и она была подобна пассажирам, отчаянно пытающимся забраться в уходящий поезд, – мысль, что, возможно, мы вот так собрались все вместе в последний раз.
Когда она уехала в Бостон вместе с Бутту, я надеялся, что через шесть месяцев она благополучно отделается от Соллоцци. Но вероятно, жизнь с ним оказалась достаточно волнующей и богатой на события. Турок подарил ей возможность приобщиться к литературной жизни, о чем она всегда мечтала, и это желание было так велико, что ни ее, ни мой рационализм не смогли побороть его.
Поскольку Падма уехала на столь долгий срок, мне пришлось подыскивать сиделку для Аммы. Довольно быстро стало ясно, что об Усовершенствованных медсестрах стоило забыть – подобных медсестер можно было найти в какой угодно стране, но только не в Индии. К счастью, Раджан – администратор торгового зала в "Современном текстиле" – обратился ко мне и рассказал, что его дочь Велли получила диплом по уходу на дому. Он слышал, что я подыскивал сиделку, и как раз расспрашивал знакомых насчет надежных людей, которым мог бы доверить свою дочь.
Доверие вообще является ключом для любых отношений. Работая банковским служащим, я снова и снова усваиваю этот урок. Ощущение тихого счастья обволакивало меня мягким покрывалом, но к этому чувству примешивалась легкая грусть, растворенная в целом букете запахов: нагретой на солнце кожи автомобильных сидений, кокосового масла, которым были смазаны седые волосы Аммы, нотки ветиверы – от Падмы, жасмина – от Велли и пульсирующего, почти звериного запаха Бутту. И этот букет чувственных восприятий собрал не мой Мозг. Вероятнее всего, его источал цветок мимолетного мгновения. Я наслаждался этим ароматом, пока он не рассеялся при попытке проанализировать его, но, даже исчезнув, оставил за собой легкий флер беспричинного счастья.
Голова кружилась, я слегка наклонился вперед между двумя передними сиденьями и спросил дам, о чем они беседовали.
– Амма говорит, что хочет поехать на мою свадьбу в Бостон, – сказала Падма. – Мне тоже этого хочется. Я все устрою. Мне будет очень жаль, если она не сможет присутствовать.
– Значит, решено, я приеду, – заявила Амма, – только забронируй билеты на самолет.
– Амма, ты до ванной-то с трудом добраться можешь без посторонней помощи, не то, что до Бостона!
– Видишь, Падма, видишь? Вот как он ко мне относится, – пожаловалась Амма дребезжащим старческим голосом. Она так говорила, только когда хотела вызвать сострадание к себе. – После того как ты ушла, он все время донимает меня своими дурными шутками. – Затем, к моему удивлению, Амма повернулась и похлопала меня по щеке. – Но ничего ужасного в этом нет. Он, бедняга, просто старается подбодрить меня.
– Это одна из опасностей совместной жизни с ним, – с улыбкой заметила Падма. – Амма, но я, правда, забронирую для тебя билет. А если хочешь, твой сын тоже может приехать и забавляться там своими дурными шутками.
– Да, чем больше народу, тем веселее, – сказала Амма, она была такой славной. Амма решительно защищала выбор Падмы, игнорируя моральную проблему появления на свет турецко-тамильских детей, которую, впрочем, никто открыто не обсуждал; по ее словам, главное, что у человека на сердце, а не кто он по происхождению, что дети только укрепляют любовь, и еще говорят, что он любит красный рис и