Слепая зона

– Я стану гораздо лучше, – вчера вечером сказала она мне по телефону, хотя я был не в себе, чтобы внимательно ее слушать. – Стану для тебя лучшей мамой.

Мама собралась и завтра готова была туда отправиться, а мне уже отправили чек на погашение взятого кредита.

И хотя это были мои деньги, это я одолжил их маме и заслужил, чтобы их вернули, они казались мне грязными, словно на них была кровь.

«Ты правильно поступаешь, сынок».

Так вчера утром ответил мне Кори, когда я согласился на предложенную им сделку, не имея желания ни спать, ни есть, только лежать в спальне и пялиться в стену. Я представлял, как Кори с гордостью похлопывает меня по плечу.

И надеялся, что он прав. Надеялся, что для мамы так будет лучше, что я наконец-то смогу хотя бы частично отплатить ей за все, чем она пожертвовала ради меня: молодостью, телом, временем и силами. Я никогда не видел, чтобы она что-нибудь покупала для себя – во всяком случае, за те годы, что жил с ней, потому что каждый заработанный доллар она тратила или на оплату счетов, или на меня, подарив возможность играть в футбол.

Так что я готов пойти ради нее на жертвы. Снова и снова, чего бы мне это ни стоило.

Но боль никуда не уходила.

Когда я сказал Малии, что хочу попробовать еще раз, она вспыхнула как салют на День независимости и призналась, как мучительно больно ей было видеть меня с Джианой. Я ответил, что все это было просто хитростью, попыткой вернуть ее, и Малия довольно улыбнулась, понимая, что победила.

Это была ужасная, омерзительная ложь, которую я смог заверить лишь объятием, и, к моему удивлению, Малия ничего не заподозрила. Я убедил ее, что не хочу торопиться.

Но истина заключалась в том, что я не мог представить, как целую кого-то еще, кроме Джианы.

Так что мама, Малия и Кори были счастливы.

А вот я – нет.

И Джиана тоже.

Поэтому я не переставал спрашивать себя, правильное ли вообще принял решение.

Когда вчера ночью закрыл глаза, мне не давали заснуть кошмары, в которых Джиана била меня в грудь. Я слышал ее плач, видел стекающие по щекам слезы, когда она умоляла не разбивать ей сердце.

Джиана, даже не добившись от меня ответа, знала, что в тот момент я был сам не свой.

Никогда не пойму, как она догадалась. Но даже когда я решительно посмотрел на нее и сказал, что между нами все кончено, Джиана преодолела свою боль и попыталась меня вразумить, попыталась убедить подумать прежде всего о себе.

Сильнее всего меня поразило, что даже в самом неважном состоянии Джиана видела мои истинные чувства.

Но она не понимала, что я делаю это не ради того, чтобы выгородить себя перед Малией или даже моим отцом. Что я поступаю так ради блага единственного человека, который заботился обо мне.