Симфония времён

22
18
20
22
24
26
28
30

Она нежно погладила меня по щеке.

– Если бы я это сделал, ты убедила бы меня перенести кучу процедур, и я потерял бы последние драгоценные мгновения, проведенные в твоем обществе, – слабо возразил я, разом отбросив всю осторожность. Сейчас мне хотелось говорить искренне. – Прости, все кончено. Слишком поздно, мы не сможем закончить наш проект, не сможем быть вместе… Я чувствую, что мне остается несколько дней, не больше…

– Верлен, прошу тебя, – прошептала Сефиза. По ее щекам текли крупные слезы. – Не сдавайся… Я так тебя люблю…

Я закрыл глаза и длинно выдохнул. Эти слова наполнили меня непередаваемым счастьем, облегчением, восторгом и болью. Наконец я собрался с духом и прошептал:

– Ты для меня дороже всего в этом мире, Сефиза.

Я прижался лбом ко лбу девушки, сгорая от желания ее поцеловать. Пришлось напомнить себе о суровой реальности. Не хочу, чтобы Сефиза вместе со мной переживала мою агонию и чтобы в будущем носила по мне траур. Один раз она уже пережила предательство, когда ее бросили родители, и я не хотел, чтобы ей пришлось проходить через подобное испытание снова.

– У меня нет права… – прошептал я, уговаривая самого себя. – Я не могу…

– Конечно можешь! – с жаром возразила Сефиза.

Она легко поцеловала меня в щеку, и это стало последней каплей. Я зарылся пальцами в ее длинные волосы и произнес:

– Я тебя люблю. Больше всего на свете…

Я забыл все свои мудрые рассуждения, от первого до последнего, и сдался: наклонился и прильнул к ее восхитительным бархатистым губам.

Забавно, но самые лучшие моменты моей жизни одновременно были и худшими, потому что нежная чувственность в объятиях Исмахан чередовалась с приступами жесточайшей боли, усиливавшейся день ото дня. Однако собственные ощущения меня подвели, и я ошибся: несколько дней, которые я себе отвел, превратились в несколько месяцев. И все же я был рядом с ней, поэтому мог вынести все – несомненно, Исмахан и сила нашей любви помогли мне подольше задержаться на этом свете…

Мир вокруг нас становился все более безумным, а мы с Сефизой все-таки продолжили работу над проектом. Организация находилась в упадке, на собраниях только и делали, что обсуждали правила и ограничения, которыми должен будет руководствоваться их будущий андроид, а вот мы с Сефизой работали очень быстро, потому что во всем достигали согласия…

Катастрофы следовали одна за другой, первое применение Союзом оружия массового поражения вызвало цепную реакцию, и каждая следующая атака была чудовищнее предыдущей. Великий Упадок стремительно набирал обороты. Каждый день, просыпаясь рядом с Сефизой и видя, что мы оба целы и невредимы, я считал это маленькой победой – для нас и для всех жителей города и его окрестностей. Человечеству, да и нам тоже, определенно было нечего больше терять. Во всяком случае, я изо всех сил в это верил и возлагал все надежды на нашу работу.

Это было непросто, учитывая мое состояние и постоянную слабость – с каждым днем она лишь усиливалась, – но для нас двоих было крайне важно довести до конца процесс создания нашей посланницы.

С трудом продвигаясь по узким проходам лаборатории на кресле-коляске, стараясь ничего не задеть, я кое-как подкатился к нашему общему творению. Наклонившись, я посмотрел туда, куда указывала Исмахан, но вдруг замер и прищурился.

Я увидел свое отражение в стекле, за которым находилась наша посланница, – от увиденного я моментально оглох, поэтому уже не слышал, что говорит мне девушка. За последнее время мое лицо очень сильно изменилось, и все же мои черты были почти такими же, как на фотографиях, которые представители Орбис Ностри распространяли через Альтернет. Они точно знали, какая у меня патология, и скорректировали мои фотографии, учтя пагубные изменения, которым подверглось мое тело. Они по-прежнему упорно пытались меня разыскать.

Меня охватило отвращение при мысли о том, что они не ошиблись, оценивая мое состояние…

– Не знаю, стоит ли нам беспокоиться или нет, – продолжала Сефиза, наклоняясь, чтобы посмотреть на нашего андроида под тем же углом, что и я.

За толстым стеклом инкубатора вытянулась наша посланница – ее оболочка была почти готова. Я создал ее скелет и часть системы рефлексов, а Исмахан занималась бионическим покрытием. Еще она выбрала нашей посланнице имя, остановившись на одном из богов римской мифологии – это божество обладало двумя лицами и ассоциировалось с началом и концом, дверями и решениями.